| Главная Другое
Экономика Финансы Маркетинг Астрономия География Туризм Биология История Информатика Культура Математика Физика Философия Химия Банк Право Военное дело Бухгалтерия Журналистика Спорт Психология Литература Музыка Медицина |
страница 1страница 2 ... страница 9страница 10 Вадим ЗЕЛИКОВСКИЙ ВОЗВРАЩЕНИЕ ЭВРЕДИКИсценарий четырехсерийного телевизионного художественного фильма БАДЕН-БАДЕН – МОСКВА 2 0 0 4 г о д Пролог. Метель с воем и свистом заметает все кругом. Снег летит клочьями, надежно укрывая землю белым саваном. Сквозь муть этого беснующегося белого марева едва угадываются какие-то уродливые строения и черные горбы, безобразные наросты на снежной равнине, которые метель при всем своем неистовстве никак не может окончательно укрыть белым покрывалом. На этом фоне начинают идти титры и звучит песня. Наша жизнь – незажившая рана, И, как струны, натянуты жилы… Ох, как странно, как все-таки странно, Что мы живы, что все еще живы. По России – Дожди моросили... Нас, как травы Косою, косили Убивали безвестною Смертью – Ни могил, ни крестов, Ни отметин. Ветер, надрываясь, гремит колючей проволокой, которая грязными, ржавыми царапинами исполосовала все вокруг. То тут, то там, как ядовитые грибы, из промерзшей земли торчат сторожевые вышки. На них мерзнут, дубеют, стервенеют от злости в кожухах и шапках-ушанках, не спасающих от лютого мороза, часовые с автоматами. Появляется титр: «Северный Казахстан. 1952 год». А песня продолжается.
И судьба, словно Божья ошибка… Ох, доколе, доколе. Доколе Оставаться повсюду чужими. Сквозь метель, сквозь сплошную стену мокрого снега, бьющего в лицо, не дающего дышать и даже на секунду приоткрыть глаза, еле переставляя ноги, бредет небольшая колонна людей. Одеты они в какое-то подобие спецодежды, изношенное до последней крайности. По бокам колонны двое конвойных, одетых так же, как часовые на вышках, в тяжелые кожухи и ушанки, крепко завязанные под подбородками. И у них автоматы наизготовку, но, кроме того, в руках по поводку, на которых заходятся лаем свирепые овчарки. Песня звучит. По России – Дожди моросили... Нас от наших домов Увозили.
Били в душу, Пинали ногами – А потом объявляли Врагами.
Внезапно где-то в середине колонны раздается истошный крик. На него, кажется, никто не реагирует – ни в самой колонне, ни конвойные, ни даже собаки. Крик повторяется, он звучит еще истошней и отчаяннее. И только тогда в колонне что-то нарушается, ее тяжелое обреченное движение приостанавливается, и из черно-серого людского кома вываливается одно тело. Это женщина с крайне изможденным лицом, но, судя по всему, все же молодая. Песня продолжает звучать. . Сколько можно молчать и терпеть – Кто судьбу записал на скрижали? Только голод, бесправье и смерть В этой, Богом забытой, Державе. Но в земле этой предки лежали, Сами жили, детей здесь рожали... Как сбежишь? Но мы все же бежали – По России... Из России... С Россией... Женщина со стоном, держась за живот, валится в сугроб. К ней тут же с каким-то злорадным рычанием бросается одна из овчарок. Конвойный с трудом удерживает озверевшего пса. От колонны, со страхом глядя в сторону овчарки, отделяются еще двое. Это мужчина и женщина. Он – высок и костляв, щеки на лице впали до такой степени, что оно уже больше напоминает череп, туго обтянутый кожей. Она – значительно ниже его ростом, но шире в плечах и выглядит гораздо здоровее. Она поддерживает его под руку, помогая идти. Увидав, что они покинули строй, конвойный наводит на них автомат и что-то зло орет, чего из-за шума метели не слышно. Мужчина пытается ему ответить, но тут же заходится жестоким кашлем. Он достает из кармана обрывок грязной тряпки и, продолжая кашлять, подносит её к губам. Когда он отнимает ее ото рта, на ней кровь. Женщина обнимает его и пытается заслонить от ветра. В это время раздается еще один истошный вопль, доносящийся из сугроба. Внимание конвойного отвлекается в другую сторону. И тогда женщине удается подойти к нему поближе и что-то прокричать, что, видимо, он услышал. Он машет автоматом куда-то в сторону и кричит что-то в ответ. Ветер доносит лишь обрывок фразы: «…все равно вы все тут подохнете, доходяги!..» Конвойный, оттащив овчарку в сторону, спешит догнать колонну, которая, не задержавшись ни на мгновение, все так же обречено тащится в сторону уродливых строений. Овчарка делает еще несколько попыток вцепиться зубами в кого-нибудь из троих, покинувших колонну, но конвоир, видимо, крепко держит поводок, и они через минуту скрываются за снежной пеленой. Молодая женщина в сугробе уже не кричит, на это у нее не осталось сил, а только тихо стонет, горько плача, как маленький ребенок. Мужчина и женщина подходят к ней. Женщина становится возле нее на колени.
Та с трудом открывает глаза.
С трудом отдышавшийся мужчина приходит к ним на помощь. – Помоги! – говорит он Марте и берет Ирму под локоть. – Давай ее поднимем. Вдвоем они с трудом ставят Ирму на ноги. – Главное, хотя бы до времянки дойти… – говорит мужчина и вновь закашливается. – Постарайся, девочка, дотерпи, дойди… – ласково просит он. – Я дойду, дядя Вилли, я дойду! – твердо обещает Ирма. – Ну, вот и молодец, девочка!.. – одобрительно говорит Вилли. – Пошли… Они медленно бредут, с трудом вытаскивая ноги из глубокого снега, куда-то в сторону от той дороги, по которой ушла колонна. А метель лютует еще круче. В двух шагах уже ничего не видно. И потому кажется чудом, что они в конце концов набредают все же на времянку. Это небольшое помещение, сколоченное на скорую руку из тонких, покореженных досок. В стенах и крыше у нее такие щели, что в них можно всунуть ладонь. Порывы ветра задувают в них снег, и он, как комки ваты, падает вовнутрь и не тает. Во времянке темно, и Вилли, отыскав керосиновую лампу, поспешно зажигает ее. В ее неверном, колеблющемся свете видна жалкая обстановка времянки: кособокий стол, сколоченный из тех же досок, два табурета, топчан, покрытый каким-то тряпьем. Посреди времянки стоит печка-буржуйка, но она не топится.
Он начинает колдовать возле буржуйки. А Марта в это время укладывает Ирму на топчан. У той едва хватило сил дойти до времянки и, все-таки дойдя, она падает на стремянку и лежит неподвижно, как будто потеряла сознание. Марта суетится вокруг нее.
Веки у Ирмы в ответ слегка вздрагивают, и в тоже мгновение все ее тело сводит страшная судорога. Она выгибается дугой и кричит – страшно, по-звериному. Вилли, которому уже удалось растопить буржуйку, в ужасе хватает со стола большую кастрюлю и поспешно выходит из времянки, крепко затворив за собой дверь. На улице он начинает набирать в кастрюлю снег. Сначала он набирает совсем немного и им как следует протирает всю ее внутренность. Потом, вытряхнув грязный снег, набирает кастрюлю до краев чистым снегом. Он уже собирается возвратиться во времянку, как вдруг оттуда доносится совсем уж нечеловеческий вопль Ирмы… Вилли, закашлявшись, застывает на месте, с отчаяньем глядя в сторону времянки. Он прислушивается. Но Ирма больше не кричит. Вместо этого оттуда раздается детский плач. Вилли с облегчением вздыхает. Он вновь поднимает кастрюлю со снегом и делает шаг в сторону времянки. Но тут, перекрывая вой вьюги, оттуда доносится плач второго ребенка…
неизменно исполняет в течение многих лет. И доставляет он ей особое удовольствие. Она даже все время ласково разговаривает со своими растениями. Из радиоприемника негромко доносится мотив популярного шлягера. Короче, идиллия. Потому-то несколько странным кажется в красоте и покое летнего утра какой-то напряженный, как бы обращенный вовнутрь себя взгляд глаз фрау Ланг... И если переложить ее нынешние чувства на музыку, то мотив прозвучит вразрез шлягеру, пожалуй, как бетховеновская «тема рока»… ...а то, что в это мгновение встает перед ее внутренним взором действительно так далеко от сегодняшнего дня, от той спокойной и надежной жизни, к которой она так давно привыкла… …безбрежная белая равнина, заваленная снегом, где без дороги пешком из последних сил движется кучка изможденных людей. А по бокам колонны люди с раскосыми глазами. Они в военной форме, с автоматами наизготовку… …вода перехлестывает через край горшка с яркими праздничными цветами и льется на кафельный пол террасы. Елена резко встряхивает головой, отталкивая от себя кошмар. Певица заканчивает петь шлягер, и его сменяет голос диктора, что-то говорящего по-немецки. Елена ставит лейку на пол и направляется на кухню. По дороге она останавливается возле радиоприемника и переключает волну. Диктора сменяет певица, которая поет тот же шлягер, который она только что допела на другой волне. Елена в недоумении смотрит на приемник, тянется рукой к кнопке, но, так и не переключив волну, идет дальше. Глядя на нее, кажется, что двигается она машинально, как во сне. Вот она берет на кухне тряпку и швабру, возвращается на террасу, подтирает лужу на полу и так же машинально продолжает поливать цветы. А перед глазами у нее вновь... ...белая бескрайняя равнина, и худая, большеглазая женщина в легком рваном пальтишке с двумя грудными детьми на руках, завернутыми в какое-то тряпье. Она движется, как в бреду, с трудом переставляя ноги...
Там она принимается за приготовление завтрака. Включает кофеварку, закладывает хлеб в тостер, ставит на плиту вариться яйца в кастрюльке, накрывает на стол, доставая из холодильника колбасу, сыр, варенье и мармелад. Но в какой-то момент видно, что действует она скорее автоматически, чем осознанно. Потому что перед глазами у нее все та же навязчивая картина... ...худая женщина бессильно опускается в сугроб, слезы у нее на глазах леденеют на ветру. Тяжелые веки смыкаются, и женщина начинает валиться набок, по-прежнему судорожно сжимая два свертка. И тут раздается тихий детский плач. Сначала робкий. Один. Потом его подхватывает второй слабый голосок, и тогда плач становится все сильнее и пронзительнее. Женщина с трудом открывает глаза...
Довольно высокий, пожилой, но по-спортивному подтянутый мужчина неторопливо входит в кухню и, наклонившись к ней, целует ее в щеку. Елена вновь стряхивает с себя наваждение. – Morgen, meine liebe! – говорит мужчина.
– Morgen, Paul! – откликается Елена. – Доброе утро, Пауль! – переводит диктор. Не сказав друг другу больше ни слова, они садятся за стол. Пауль, протянув руку к небольшому транзисторному приемнику, стоящему на полке, включает его. И вновь звучит все тот же шлягер, но теперь уже с другого места. Елена морщится. Пауль, не глядя на нее, разворачивает газету, которую принес с собой, и принимается за еду, не отрываясь от газетных страниц. Елена не ест, она только пьет вторую чашку кофе, вновь все глубже погружаясь в свои мысли. Ее внутренняя мелодия, становясь все трагичнее, полностью вытесняет из ее сознания игривый мотивчик шлягера. На сей раз перед ее внутренним взором предстает совсем другая картина...
– Фашистки! – орут во всю глотку по-русски мальчишки. – Гитлеровские сучки! Они начинают толкать девочек грязными руками, рвут на них платья. Плюют им в лицо. Девочки плачут, закрывая лица руками... …– Hörst du mich? Голос Пауля приводит Елену в себя.
Елена встает вслед за ним и начинает убирать со стола. Ее кофе так и остается недопитым. Медленно открывается дверь гаража. Из него выезжает черный «Мерседес». Вслед за ним появляется «Фольксваген-гольф». Боковое стекло у «Мерседеса» опускается, точно также опускается стекло у «Фольксвагена». – Bis bald! – высовывается из окна «Мерседеса» Пауль. Он протягивает ей ключи на брелке
Обе машины одновременно трогаются с места и разъезжаются в разные стороны. «Фольксваген» Елены, покружив по улицам города, выезжает на автобан. Мимо мелькают дорожные указатели, на которых то и дело встречается изображение самолета. Но ее путь в аэропорт одновременно и дорога назад, в прошлое... ...вот она, совсем молодая девушка, стоит в купе вагона у окна. А на перроне маленького обшарпанного вокзала стоит точная ее копия, она даже одета в такое же платье, как Елена. Только оно как-то слегка топорщится на ее округлившемся животе. И парень, слегка угловатый, но с веселым открытым лицом, который бережно держит копию за руку, – тот самый якорь, не дающий ей тронуться с места вместе с сестрой туда, в неизвестную новую жизнь, куда та уезжает… ...вот поезд трогается с места, начиная набирать ход, перрон уплывает вдаль, туда же уплывает безрадостный степной пейзаж с убогими кишлаками... … Москва. Ленинские горы. Здание МГУ, как ракета, устремляется в небо. В аудитории лекцию по-немецки читает красивый немолодой человек, портрет которого мы уже видели раньше в квартире Елены… ... и вот за окном вагона вновь мелькает серый пейзаж с покосившимися избами, его сменяют уже ухоженные поля, домики с черепичными крышами, кирхи... …А еще видит Елена, как ее все в том же простеньком платье водит по улицам большого немецкого города, тот самый пожилой человек, что читал лекцию, и смотрит он на нее с такой же нежностью, как молодой парень на перроне далекого казахского вокзала смотрел на ее копию… …Все эти ее воспоминания идут в сопровождении все того же шлягера, преследующего ее все утро, который наигрывает приемник у нее в машине. На сей раз, ее внутренняя мелодия прерывает его лишь изредка и не так трагично. …фрау Ланг идет по залам аэропорта и рядом с ней как будто спешит она сама из своего прошлого – молодая, в простеньком ситцевом платье. И спешат они навстречу к своей копии, посадку самолета которой уже объявили. Елена стоит напротив выхода, из которого течет толпа пассажиров прибывшего рейса. Она высматривает в толпе сестру. И та, наконец, появляется. Да, они по-прежнему похожи. Но абсолютно две разные жизни, прожитые ими, оставили на каждой свой неизгладимый след. У Греты от ее девичьей стройности, которую удалось сохранить Елене, не осталось и следа. А если сравнить их лица, то Грета выглядит, по меньшей мере, на десять лет старше сестры. Кроме того, что-то такое у нее в лице наводит на мысль, что она очень серьезно больна. Сестры бросаются друг к другу в объятья и застывают...
Чтобы его как-то разрядить, Елена включает радио. И сразу же попадает все на тот же шлягер, который так настырно уже звучал все утро. Елена со злостью ударяет по клавише, выключая радио. И вновь гнетущая тишина воцаряется в салоне «Фольксвагена». Она такая плотная и вязкая, что кажется, ее можно резать ножом. Наконец ее нарушает Грета. – Сколько же это мы с тобою не виделись, сестричка? – спрашивает она. Вопрос сам по себе совсем ненужный, сразу видно, что задала его Грета только для того, чтобы хоть как-то разбить возникшую между ними стеклянную стену. И Елена тут же, как утопающий за соломинку хватается за этот дурацкий вопрос. – Страшно подумать… – поспешно отвечает она. – Тридцать лет. И даже больше… Целая жизнь!
– Что, почему? – Грета в свою очередь непонимающе смотрит на Елену. – У вас что, так резко снизилась средняя продолжительность жизни?.. – в голосе Елены слышится испуг. – Неужели все так плохо, Грета?! Грета хохочет. – Это у нас такая шутка. Как говорил онкель Вилли – «витц». Помнишь его, как он любил шутить. Даже когда умирал от туберкулеза, и кровь у него шла горлом, все равно продолжал шутить, что раз ему не дали пролить кровь за Россию на поле брани, он ее проливает на трудовом фронте… Елена неожиданно для самой себя всхлипывает. И на глазах у нее наконец появляются слезы, которые все утро никак не могли найти себе дорогу наружу. – Ты что? – пугается Грета. – Все у нас хорошо, чего ты плачешь… Я же сказала, что это – шутка. Мой благоверный любит ее повторять. Когда я говорю кому-то, что мы с ним уже больше тридцати лет вместе прожили, он говорит, что столько не живут. Вот и я сдуру ляпнула, а ты расстроилась…
– Кто? Алексей? – Грета пожимает плечами. – Как всегда… Он же у меня – кремень! Если что себе в голову вобьет – с места не сдвинешь. Перед тем, как ты уехала насовсем, он с кем-то из начальства крепко поцапался… Его друзья уговаривали: плюнь! А он ни в какую. И чуть ли не первого секретаря обкома при всех на торжественном заседании взяточником обозвал!.. А тут ты еще уехала… Вот его отовсюду и выперли. Повод у них появился… – Но я же не думала… – начинает оправдываться Елена. – Если бы я знала… – Не переживай! – перебивает ее Грета. – Его бы все равно выперли: не за то, так за другое. С его-то характером… А тогда послали на укрепление пожарной безопасности. Он им по городу такой противопожарный контроль устроил, что некоторые просто взвыли. А в том году, когда его на пенсию спровадили, как назло, все стало гореть одно за другим. Школа сгорела, мясокомбинат… Они бы уже и сами не рады, что от него избавились, хотели его вернуть, с полным сохранением пенсии плюс зарплата. Счаз! Кремень, он и есть кремень – уперся – нет! И ни в какую. Он обид не прощает!..
Грета безнадежно покачала головой. И у Елены перед глазами, как живая, встала картина из их далекого прошлого… …Комната в студенческом общежитии. Она сидит за столом и, закрыв пальцами уши, поскольку в комнате на полную громкость работает радиоточка, транслируя популярную музыку, зубрит что-то по конспекту. В комнате, кроме нее, еще две девушки. Одна примеряет кофточку перед зеркалом, висящим на стене, другая, несмотря на вовсю работающее радио, спит. Раздается негромкий стук в дверь. На него никто не реагирует. Елена его просто не слышит, а девушка у зеркала не обращает на него внимания. Стук повторяется, теперь уж значительно громче. – Кто там? – недовольным голосом спрашивает девушка, застегивая кофточку. Вместо ответа в дверь снова громко стучат. – Открыто! – раздраженно кричит девушка и, подойдя к двери, распахивает ее настежь. Ее крик отрывает Елену от конспекта, она оглядывается. На пороге стоят Грета с маленькой девочкой на руках и парень, с которым она провожала Елену в Москву. Грета уже не выглядит так молодо, как на перроне, шестимесячная завивка делает ее старше сестры. Да и парень сильно изменился. На нем строгий, черный костюм, темный галстук повязан толстым узлом. Вид у него, можно сказать, солидный и в высшей степени официальный. На лацкане пиджака – комсомольский значок, а на груди медаль. И лицо тоже изменилось: от веселой, чуть смущенной улыбки не осталось и следа, – оно тоже стало, как бы официальным. Но сейчас к тому же оно затвердело, как булыжник. На лбу собрались упрямые морщины, желваки окаменели на скулах, в глазах – злость. – Здрасьте! – растерянно произносит девушка, открывшая им дверь. – Вам кого? – Маша, это ко мне… – говорит Елена и, поднявшись со стула, идет им навстречу. – Заходите!.. Девушка делает шаг в сторону, и Грета с Алексеем входят в комнату. Девочка на руках у Греты с любопытством оглядывается по сторонам. – Нам надо поговорить! – не поздоровавшись, говорит Алексей, как будто ножом отрезая каждое слово.
– Помолчи! – обрывает ее Алексей. – Нам надо поговорить! – повторяет он, в упор глядя на девушку. – Да, да… – лепечет та и, схватив со своей кровати сумочку, поспешно выходит из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. Алексей пристально глядит на спящую, но, убедившись, что та крепко спит, лезет в боковой карман и достает оттуда несколько листков писчей бумаги.
Она берет у него листки, разворачивает. – Мое последнее письмо… – говорит она. – Я, – она поворачивается к Грете, – так и не получила на него ответ. – А какой ты ответ хотела на него получить? – повышая голос, спрашивает Алексей.
– И что ты мне хочешь сказать?! – спрашивает Елена. Похоже, ни тон Алексея, ни его поведение ничуть не напугали ее. – Никуда ты не поедешь, Елена! – заявляет Алексей. – Это наше последнее тебе слово! Я не могу быть женат на сестре предательницы Родины! – Родины?! – зло отвечает Елена. – Родины, которая убила нашу мать, которая всех нас… – Это была война! – перебивает ее Алексей. – Я, между прочим, тоже из-за ваших фашистов без отца рос! Не мы на вас напали! – На кого на нас? – чуть не кричит Елена. – На нас фашисты напали так же, как на вас! Мы были гражданами одной страны! И с нашей земли нас согнали не фашисты, а свои, советские! И в шахты загнали и в лагеря, и под комендатуру! – Этого требовал политический момент! – огрызается Алексей. – Социальная справедливость! Сколько ваших, которых не успели загнать в Сибирь, стали при новом порядке предателями?! А?! Фольксдойчи, паскудные! Полицаи! Убийцы! Все бы ими вы стали, если бы вас вовремя не изолировали! И в спину бы ударили родной Советской власти! Пятая колонна! Правильно Сталин сделал!.. Мудро!.. Смотрите также: Сценарий четырехсерийного телевизионного художественного фильма баден-баден москва 2 0 0 4 г о д Пролог
2095.39kb.
10 стр.
Немецкий курорт Баден-Баден расположен в земле Баден-Вюртемберг, на западных склонах Шварцвальда. Городок небольшой, население составляет 54 тысячи человек
13.19kb.
1 стр.
Баден-Баден единая гармония многообразия Туристическое предложение Баден-Бадена
58.45kb.
1 стр.
Информация о курорте Баден Баден
142.25kb.
1 стр.
Оздоровительные программы в Баден- бадене
59kb.
1 стр.
Лечебный курс в Баден-Бадене особо рекомендуется при следующих показаниях
56.96kb.
1 стр.
Отдых в Баден-Бадене и в регионе Шварцвальд Туристические услуги встречающего агентства
213.91kb.
1 стр.
Каникулы в германии «Сказки Черного леса» Баден-Баден с посещением Праги, Карловых Вар, Страсбурга, Штутгарта, Карлсруэ, Дрездена
34.08kb.
1 стр.
Прилет в аэропорт г. Франкфурт-на-Майне Трансфер в Баден-Баден
16.76kb.
1 стр.
Иностранное предприятие
42.63kb.
1 стр.
Баден-баден
105.39kb.
1 стр.
Баден баден 80.7kb.
1 стр.
|