Возникает пауза, во время которой Елена пытается взять себя в руки. Наконец ей это удается, и она почти спокойным голосом, четко выговаривая слова, произносит:

– Да, я хочу отсюда уехать! И скажу почему! Потому что в Германии мне никто больше никто никогда не тыкнет в глаза, что я немка! Никто не будет кричать мне вслед – гитлеровская сучка! Если здесь мне никак не могут простить, что я немка, если я тут чужая, я хочу жить в той стране, где я буду своя!..

– Предатели нигде не будут своими! Ничего, ничего, ты еще приползешь назад, но нашей советской Родине отщепенцы не нужны, и поганой метлой мы их…

• 
  Леша!.. – пробует еще раз его сдержать Грета.
  

Девочка у нее на руках внезапно начинает громко реветь. Алексей, больше ни слова не говоря, выходит из комнаты, громко хлопнув дверью. От этого звука просыпается, спавшая на кровати, соседка Елены.

• 
  Что уже салют? – со сна спрашивает она.
  

Грета с Еленой ничего не отвечают ей, с тоской глядя друг на друга. Девочка у Греты на руках продолжает всхлипывать. Сестры делают шаг друг к другу, но на полпути застывают, так и не решившись обняться. Грете, шепча что-то дочке на ухо, выходит из комнаты…

… Елена съезжает с автобана на боковую дорогу, ведущую к городу. До нее вновь доносятся слова, которые произносит Грета.

– Я к тебе, сестричка, с таким скандалом уехала. Полгода ругались… – она смотрит на Елену, у той из глаз опять катятся слезы. – Что это у тебя глаза на мокром месте, сестричка? – спрашивает она.

• 
  На каком месте? – не понимает Елена.
  

– На мокром! Как говорил наш дядя Вили, прекрати разводить в доме сырость!

– Нет, нет, ничего… – поспешно уверяет ее Елена. – Алес ин орднунг! Все в порядке… – поправляется она.

– Можешь не переводить! – усмехается Грета. – Благодаря тете Марте и дяде Вилли я язык знала, если помнишь, не хуже тебя. И с тех пор не забыла. Чего, чего, а склероза у меня нет. В самолете всю дорогу проболтала с одной вашей немкой, она мне даже комплимент сделала, что такой «хох дойч», как у меня, даже по телевизору у вас редко услышишь. Сама-то она на таком немецком говорила, что я даже испугалась сначала – ни словечка не понимаю…

Тут приходит черед Елены рассмеяться.

– Со мной, когда я только приехала, все тоже самое было. Тут у нас говорят в основном на диалекте, а он чуть ли не в каждой деревне свой собственный. И каждый считает, что только он правильно говорит по-немецки…

Сестры не замечают, как за разговором их обоюдная отчужденность как-то незаметно стала таять. Так что, подъезжая к дому, они уже весело болтают, выкладывая друг другу всяческие подробности из своей жизни.

– Ты помнишь Винеров? – спрашивает Грета. – Их дом стоял наискосок от нас.

– Я помню фамилию Винер… – кивает Елена.

– Что только фамилию, а Эльзу Винер совсем не помнишь? – удивляется Грета.

– Нет, фамилию, в смысле, семью помню. Они все такие большие были, а вот Эльза, их дочка, как раз, когда я в Москву уезжала, была еще маленькая…

– Она потом очень быстро выросла, – смеется Грета, – и стала такая же большая, как ее родители. Мы с ней очень подружились. Только она с семьей лет пять назад сюда уехала жить. Помнишь, я тебе писала. Я еще твой телефон ей дала, чтобы она тебе позвонила.

– Да, действительно…– припоминает Елена. – Она мне, кажется, звонила, когда они только приехали. Но потом больше не перезванивала…

• 
  Странно… – удивляется Грета.
  

– Почему, странно, – спрашивает Елена, – не вижу ничего странного. У каждого тут свои заботы.

Грета молчит в ответ.

«Фольксваген» подъезжает к дому Елены.

– Вот мы и приехали! – объявляет она, заглушив мотор. – Я тут поселилась не так давно, видишь все дома совсем новые. Я тебе тоже писала, это называется «Сеньориен резиденц», специально для рентнеров построили, пенсионеров то есть…

Они выходят из машины и, пока Елена достает ее вещи из багажника, Грета оглядывается по сторонам. Вокруг все пусто, ни одного человека не видно. Если бы не занавески на окнах и цветы на балконах, можно было бы подумать, что все эти дома не успели заселить.

– Чего это ты, сестричка, раньше времени в старухи записалась? – как бы подводя итог увиденному, спрашивает Грета. – У вас тут тихо, как… – она ищет подходящее слово. – …как в богадельне!

– В богадельне? – Елена на мгновение задумывается. – А, ты имеешь в виду альтесхайм. Но это же совсем другое… Как тебе объяснить…

– А чего тут объяснять, по-моему, все то же самое! – настаивает Грета.

– Нет, нет, совсем другое. Поверь, здесь очень удобно для пожилых людей – все рядом. Прямо в домах есть сауна с бассейном, фитнес-студия, массажный салон, солярий, парикмахерская, рядом большой магазин. Есть даже амбуланц, где круглосуточно дежурит медперсонал. Я, готт зай данк, ни разу им не пользовалась, но для других – очень удобно.

• 
  Вот я и говорю, тебе тут не место!
  

– Почему? – удивляется Елена. – Мне тут нравится. И все равно когда-нибудь тоже состарюсь. Хотя я не спешу…

– А это что – тоже для удобства пенсионеров открыли? – спрашивает Грета, указывая на соседний дом, весь нижний этаж которого занят похоронным бюро. Под окнами его в маленьком, огороженном низким забором, скверике вплотную друг к другу рядами стоят различные памятники и надгробья.

– Этому похоронному бюро уже больше ста лет, – отвечает Елена. – Его никто специально не открывал, просто так получилось, что «резеденц» построили рядом.

– Ну, до такого бы даже наши казахи не додумались! – возмущенно заявляет Грета. – А если бы их угораздило, то никто бы из наших стариков в такую, с позволения сказать, «резеденц» жить не пошел!

– Почему? – не понимает Елена. – Тут прекрасное место: тихо, замечательный воздух, все удобства.

– На кладбище тоже тихо и замечательный воздух, – в тон ей замечает Грета, – и удобств – хоть отбавляй: лежи себе спокойно и отдыхай, пока не сгниешь!..

– Все люди рано или поздно умирают… – пожав плечами, говорит Елена. – А то, что похоронное бюро рядом, то, представь себе, если нужно, это действительно очень удобно!..

• 
  Ну, знаешь ли… – Грета, не найдя нужных слов, ничего не отвечает.
  
• 
  Пошли домой, – зовет ее Елена.
  

Они входят в квартиру Елены и, оставив вещи в прихожей, проходят в гостиную.

• 
  Вот это моя «вонциммер»! – говорит Елена.
  

Грета оглядывается вокруг и вслед за Еленой выходит на террасу, уставленную растениями.

• 
  Смотри какой вид отсюда открывается! – говорит Елена.
  

Вид на горы с ее террасы действительно открывается поразительный. Но Грету почему-то эта красота совсем не радует. Вместо того, чтобы смотреть на горы, красиво поросшие лесом, она невольно опускает глаза вниз, где за низкой оградой выстроились в три ряда памятники и надгробья. На большой зеркальной витрине красуется надпись «Fischer GMBh».

• 
  Что значит, «ГэЭмБэХа»? – спрашивает Грета.
  

– «ГэЭмБэХа»? – Елена слегка задумывается. – Как это будет по-русски… По-моему, «Общество с маленькой ответственностью». Или нет…

• 
  Ограниченной… – подсказывает Грета.
  
• 
  Genau! Так точно… – кивает Елена.
  

– Я так и подумала, – усмехается Грета, – какая еще может быть ответственность за покойников, только очень ограниченная…

Елена в недоумении смотрит на нее.

– Ладно, сестричка, – вздохнув, говорит Грета. – Пойдем, лучше ты мне покажешь квартиру!

• 
  Пошли…
  

Заглянув по пути в сверкающую чистотой, как будто там никогда ничего не готовили, кухню, Елена распахивает дверь в спальню.

– Моя «шляфциммер», а это – кабинет! – она открывает дверь еще в одну комнату, где кроме письменного стола и большого кожаного дивана в углу стоит небольшая арфа.

• 
  А это тебе зачем? – указав на арфу, удивляется Грета.
  
• 
  Я учусь на ней играть! – с гордостью поясняет Елена.
  
• 
  Зачем? – не понимает Грета.
  

– То есть как, зачем? Я всегда хотела научиться играть на каком-нибудь музыкальном инструменте…

• 
  Но почему именно на арфе? – удивленно воскликлицает Грета.
  

– Ну… – Елена слегка смущается. – Случайно наткнулась на объявление, очень дешево предлагали купить арфу. Я подумала, почему бы нет…

• 
  Сколько это – дешево? – живо интересуется Грета.
  
• 
  Всего за пять тысяч!
  
• 
  За пять тысяч – чего? – в ужасе спрашивает Грета.
  

– Как, «чего»? – не понимает Елена. – У нас тут все только за евро продают…

– Пять тысяч евро за это недоразумение со струнами?! У нас за эти деньги дом можно купить!

– Я не собираюсь там у вас покупать дом! – обиженно говорит Елена. – Моя квартира мне обошлась в двести двадцать тысяч, включая оформление. И это у нас считается очень дешево. Я потому и купила эту квартиру.

– С ума сойти! – Грета хватается за голову. – Да за такие деньги… – и опять у нее не хватает слов.

– Ладно, – говорит Елена, – ты располагайся, где тебе удобно. Хочешь здесь, а хочешь в спальне.

– Как это – в спальне? – недоумевает Грета. – А ты ж мне писала, что у тебя, вроде, есть человек. Пауль, если я не путаю.

• 
  Конечно, есть, – подтверждает Елена, – но он же «фроинд»…
  

– Не поняла, вы что, просто дружите с ним? Я так поняла из твоих писем, что…

– И правильно поняла. Друг – это «кумпель», а «фроинд» – это то, что ты поняла! – поясняет Елена.

– А как же спальня? Где ему спать, если я займу спальню? Не будете же вы с ним спать на диване…

– Зачем, на диване? У него есть своя квартира! Он же ведь знает, что ко мне приехала сестра и, пока ты тут, он будет спать у себя.

– Я вообще-то приехала на полтора месяца… – неуверенно говорит Грета. – У меня обратный билет на самолет с датой… Но, может, можно поменять на раньше… – неуверенно предлагает она.

• 
  Зачем? – пугается Елена. – Тебе у меня не нравится?!
  

– Нет, но… как же ты… со своим Паулем… а тут я… мешаю, может… – Грета совсем теряется.

– Не понимаю, в чем, на твой взгляд, проблема? – Елена действительно не понимает, что так смутило сестру. – Я тебя с Паулем очень скоро познакомлю. Сегодня у нас среда, я ему уже назначила термин на субботу в восемь часов вечера в ресторане «Медичи». Его недавно открыли, мы еще там ни разу не были. Решили посетить его в честь твоего приезда. Будут еще наши друзья…

– Термин?! Своему мужику?! – Грета разводит руками. – Ну, знаешь ли, это… Может вы и с ним все-таки просто друзья? Ты мне объясни, я что-то не догоняю!

– Кого не догоняешь? – опять не понимает Елена.

– Так, стоп, сестричка, у нас тут с тобой, похоже, какой-то театр абсурда происходит! Давай сядем, и ты мне все спокойно объяснишь.

• 
  Хорошо, давай сядем… – соглашается Елена.
  

Они садятся на кожаный диван друг против друга.

• 
  Итак, – говорит Грета, – задаю вопрос в лоб!
  
• 
  Куда?! – переспрашивает Елена.
  

– Прямой вопрос, сестричка, прямой, – уже слегка разозлившись, говорит Грета, – ты со своим Паулем спишь, а если еще откровеннее – трахаешься?! «Бумцен», по-вашему!

Шокированная Елена только и находит в себе силы, чтобы кивнуть головой.

– Так что же твой Пауль, – продолжает допрашивать Грета, – все эти полтора месяц, что я буду тут, не будет тебя…

– Все, все! – перебивает ее Елена. – Я поняла, что ты хочешь сказать! Но мы же с ним взрослые люди, пожилые, в некотором роде… Он мне сам предложил… Он сказал: «Вы столько лет с сестрой не виделись, не хочу мешать вам. Побудьте хотя бы это недолгое время только друг с другом!..» Он мне даже ключи вернул от моей квартиры… Я нахожу, что это с его стороны зер толь!..

– А я нахожу, что это с его стороны… – и опять Грете не хватает слов. – У меня слов нет…

Но Елена перебивает ее:

– Вот, держи, пусть они будут у тебя!.. Чувствуй себя здесь хозяйкой! – она поспешно достает из сумочки ключи, которые ей утром вернул Пауль.

– Ну, сестричка, я вижу, у вас тут все не как у людей! – беря ключи, говорит Грета. – Попробовала бы я своего благоверного из-за твоего приезда на полтора месяца из койки выгнать…

– Почему, не как у людей? – удивляется Елена. – Как раз у нас с Паулем все как у всех. Тут все так живут. У Пауля тяжелая работа, я же тебе писала, он врач, «хаусартц», как это по-русски – домашний врач, он за день принимает человек тридцать-сорок. Если бы он, как я был государственным служащим, мог бы уже пойти на пенсию, а так приходится продолжать вести дело…

Грета внезапно громко смеется.

• 
  Ничего не вижу смешного! – говорит Елена.
  

– Нет, это я анекдот вспомнила. Мне его как раз Эльза Винер недавно по телефону рассказала. Может, ты его слышала. Как ведут себя по утрам пенсионеры разных национальностей. Не слышала? Ну вот, значит, француз выпивает аперитив и едет к любовнице, англичанин выпивает бренди и едет на скачки, русский распивает пол-литра на троих и в том же составе садится забивать «козла»…

• 
  Кого забивать? – переспрашивает Елена.
  

– Козла, козла… – раздраженно отвечает Грета. – В домино, значит, играть. Совсем ты все, сестричка, забыла…

• 
  А… Так в чем там соль твоего анекдота?
  

– В том, что немецкий пенсионер пьет лекарства и едет на работу! – выпаливает Грета

– Ну, и что тут смешного? Тут так многие работают. Вот и Пауль тоже. Я сама с ним познакомилась, когда сюда переехала. Я то вообще, готт зай данк, почти не болела всю свою жизнь, а тут вдруг простудилась. К своему бывшему «хаусартцу» на другой конец города ехать не хотелось, вот я и позвонила в «праксис» к Паулю, взяла термин и пришла…

– Не было счастья, так несчастье помогло!.. – понимающе подмигивает ей Грета.

– Почему «несчастье»? – вновь не понимает Елена. – Может у вас простуда – это несчастье, а у нас она очень легко лечится.

• 
  Это поговорка такая, «шприхворт» по-вашему!
  
• 
  Как ты сказала?
  
• 
  Не было счастья, так несчастье помогло! – повторяет Грета.
  

– Эс вар кайн глюк, зо хат умглюк гехолфен! – переводит Елена. – Нет, не помню я такого русского «шприхворта»…

• 
  А что ты вообще помнишь?! – в сердцах спрашивает Грета.
  

– Как, все я помню! – с обидой в голосе отвечает Елена. – Я в университете на своем семинаре по современной русской литературе всегда одну штуфу обязательно посвящаю русским «шприхвортам». Вот – «Без труда – не вынешь рыбку из пруда», «Не в свои сани – не садись!»…

• 
  Вот именно, не садись! – ехидно подтверждает Грета.
  

– А еще…– Елена делает паузу, – «В чужой монастырь со своим уставом не лезь!»

– Ты права, сестричка… – смущенно усмехается Грета. – И все-таки, я знаю теперь, почему Эльза Винер тебе больше не позвонила…

• 
  Почему?
  

– Просто потому что, когда вы с ней разговаривали в первый раз, то на самом деле говорили на разных языках! – медленно, как будто ставит диагноз, объясняет ей Грета.

– Почему на разных языках, я же тоже говорила по-русски! – как бы оправдываясь, говорит Елена.

– Она, надеюсь, еще и до сих пор этого твоего русского языка здесь не выучила… – Грета ставит точку в разговоре.

Елена с недоумением смотрит на сестру, потом пожимает плечами и, так ничего не ответив, выходит из комнаты.

Субботнее утро. Елена, как всегда, не спеша, с чашкой кофе в руках поливает свои цветы. Но и на этот раз ее то и дело отвлекают от привычного ритуала. Теперь уже не воспоминания. Из кухни долетают непривычные звуки: накладываясь на мелодию все того же популярного шлягера, слышен звон посуды, шипит и стреляет масло на сковороде, то и дело включается миксер, – они заставляют ее вздрагивать и морщиться. Потом к звукам, видимо, начинают примешиваться запахи. Тут Елена не выдерживает.

• 
  Грета! – кричит она. – Ради Бога, включи вытяжку! Дышать же нечем!
  

Но Грета, похоже, ее не слышит. Елена в раздражении ставит лейку на пол, так что из нее выплескивается вода, и спешит на кухню. Она распахивает дверь…

… представшая перед ней картина сильно повышает градус ее раздражения. Сияющая неприкосновенность её кухни безжалостно нарушена. Её девственная чистота во многих местах уже не так чиста, как раньше. Что неизбежно, когда кухней пользуются по назначению. А Грета именно этим в данную минуту и занята. На всех четырех конфорках электрической плиты в кастрюлях, судках и сковородках что-то тушится, варится и жарится. Не осталась незадействованной и духовка – в ней что-то печется на противнях.

Молча, Елена устремляется к плите и рывком открывает над нею вытяжку. Потом, пройдя мимо удивленной Греты, так же рывком открывает окно. И только после этого поворачивается к сестре и, стараясь сдержать раздражение, спрашивает:

• 
  Ну что ты опять затеяла?
  
• 
  Завтрак! – невозмутимо отвечает Грета.
  

– Зачем? Я же тебе уже несколько раз повторяла: я по утрам пью черный кофе. Одну чашку, когда поливаю цветы, вторую – за завтраком. И – все!

– Но сегодня же суббота! – восклицает Грета. – Можно же хоть раз в неделю поесть по-человечески!

– Ты можешь питаться, как ты привыкла! В холодильнике, кажется, все есть. А если чего нет, скажи, я куплю. Или сама сходи в магазин, я же дала тебе достаточно денег, и купи! А я каждый день, включая субботу и воскресенье, по утрам только пью чашку черного кофе!

– Я это уже слышала! – Грета также повышает голос. – Ты посмотри, на кого ты похожа со своим вечным кофе. Как тебя твой Пауль находит в постели?! Не девочка уже… – она внезапно ласково смотрит на Елену и совсем другим тоном говорит: – Ты только попробуй, Ленхен, ты же раньше так любила все, что я готовила…

– Ленхен… – Елена тоже сбавляет тон, ее раздражение как будто вместе с угаром вытягивает, работающая на полную мощность, вытяжка. – Меня так дядя Вилли когда-то называл, а с тех пор больше никто…

Грета подходит к сестре, обнимает ее и целует в щеку.

– Может, все-таки съешь что-нибудь, Ленхен?.. – спрашивает она. – Я манты налепила, – она показывает на большую кастрюлю, стоящую на плите, – сейчас первая порция будет готова!

• 
  Первая?!
  

– Ну конечно! – подтверждает Грета и указывает на стол, поверхность которого полностью покрыта ровными рядами мантов.

• 
  Грета, ну куда их столько? – расстроено недоумевает Елена.
  

– А ты что, умирать собираешься, Ленхен? – весело спрашивает Грета. Заморозим в морозильнике, потом съедим. А лучше – друзей позовем. У тебя хоть друзья тут, сестричка, есть?

– Есть… – каким-то совсем уж безнадежным тоном отвечает Елена. – Я же тебе говорила, что ты с ними сегодня вечером в ресторане познакомишься.

– Вот! – радуется Грета. – А манты мы возьмем с собой. Пусть попробуют нашу кухню!

• 
  Куда возьмем? – недоумевает Елена.
  
• 
  В ресторан!
  

– В «Медичи»?! – Елена в ужасе смотрит на сестру. – Ну, знаешь ли… – на этот раз нужных слов не находится у нее. – Вы у себя там тоже в ресторан со своими мантами ходите?

– Зачем? У нас в ресторане манты не хуже меня лепят. А у вас, небось, и блюда такого нет! Так что, возьмем? – она явно подшучивает над сестрой.

Но Елена уже взяла себя в руки. Она решительно подходит к плите и выключает все конфорки и духовку.

– Перестань меня спасать от голодной смерти, Гретхен! – говорит она. – И моих знакомых тоже. Давай быстро позавтракаем, у нас сегодня еще много дел.

– Твой кофе готов! – Грета кивает на кофейный автомат. Она достает из шкафа чашку и наливает в нее кофе. – Может, хотя бы сахар положить?

– Спасибо, нет! – Елена берет у нее чашку. – А ты?

– Я тоже сегодня что-то не голодна… – отвечает Грета. – Вот пойдем сегодня вечером в ваш ресторан, там и поем.

Елена, покачав головой, вздыхает, но так ничего не сказав, начинает пить кофе…

…Елена энергичным кролем пересекает бассейн. Она плывет легко и изящно. Сейчас особенно не заметен ее возраст. Грета, завернувшись в махровый халат, который ей явно маловат, сидит на лежаке у кромки бассейна и внимательно наблюдает за сестрой. Видно, что спортивный заплыв Елены вызывает у нее смешанные чувства: тут и неодобрение, но тут же и легкая зависть. Наконец Елена подплывает к борту бассейна, у которого сидит Грета, и легко, выжавшись на руках, садится на его край у ног сестры. Дышит она ровно, совсем незаметно, что она только что долго и энергично плавала.

– Ну, – недовольно спрашивает Грета, – и долго мы еще будем тут торчать?

Елена удивленно смотрит на нее.

– Вообще-то, – отвечает она, – я каждый день плаваю минимум два часа. Но если тебе здесь не нравится…

– При чем тут нравится – не нравится, ты же сама сказала, что у нас много дел сегодня… – отвечает Грета. – И вместо того, чтобы их делать, как девочка, плещешься в водичке.

• 
  Но мы же и делаем дела… – еще больше удивляется Елена.
  
• 
  И это, по-твоему, дело? – спрашивает Грета.
  

– Да, представь себе, для меня это одно из самых важных дел. Плаванье – это здоровье! Потеряешь здоровье – останется только одно дело: ходить по врачам!..

– Глупости! – отрезает Грета. – Мне вот в моей жизни плавать было некогда, но я тоже, представь себе, по врачам не бегала. Времени не было! И болеть – тоже! Я даже самый тяжелый грипп на ногах всегда перехаживала! Мне бы твои заботы, сестричка!

– У каждого, как говорил дядя Вилли, свои заботы…

– Рихтиг! Если все твои заботы такие же, не нужны они мне!.. – заявляет Грета. – Ты говорила, что у нас сегодня еще много всяких дел. Каких?

– Ну, я хотела, чтобы мы сходили в спортзал, потом в сауну, в солярий, потом я хотела, чтобы нам сделали массаж, а потом пойдем в парикмахерскую… – Елена смотрит на прическу сестры, которая и в самом деле оставляет желать лучшего.

– У богатых свои привычки! – усмехается Грета. – Для меня это слишком дорогое удовольствие.

– Я вовсе не богата! – отвечает Елена. – Но все это позволить себе могу. И тебе – тоже. Пойми, это не удовольствие, это – необходимость. Женщина должна следить за собой…

– Да, дядя Вилли любил повторять, что умная женщина следит за собой, а не за своим мужем… – усмехается Грета.

– У меня почему-то такое впечатление, Гретхен, – Елена запнулась, но потом все же заканчивает свою мысль, – что ты все время делаешь мне упреки… Как будто я в чем-то виновата перед тобой… А я не виновата, что мы прожили с тобой разную жизнь… Мне тоже было не совсем легко в разные времена. И у меня были различные проблемы и, поверь, мне не так просто было всегда их решать…

– Прости… – Грета обнимает Елену за плечи. – Прости меня, дуру старую, просто ты права – слишком разные жизни мы с тобой прожили…

25.

– Почему «старую», Ленхен? – Елена прижалась к сестре. – Я себя совсем не считаю старой. А мы ведь с тобой близнецы. Правда, дядя Вилли утверждал, что ты появилась на свет первая.

– В том-то и дело, сестричка! – она прижимает Елену еще крепче к себе. – Ладно, уговорила, сегодня буду вести с тобой твою буржуазную жизнь. Эх, красиво жить не запретишь!
В небольшом спортзале Елена берется за себя всерьез. Она переходит с тренажера на тренажер, отработав на каждом в полную силу. Грета с удивлением следит за сестрой, но сама участия в ее упражнениях не принимает. Елена, утирая полотенцем пот со лба, зовет ее:

– Гретхен, ты бы хотя бы попробовала, вот это совсем простой шпортгерет. Ну, иди сюда!

Грета нерешительно подходит к тренажеру.

• 
  Садись! – велит ей Елена.
  

Грета тяжело усаживается на сидение тренажера.

• 
  Берись за рукоятки! – продолжает давать ей указания Елена.