Как я поступала в ВУЗ? Помню ли я этот день?
О да, конечно, помню – это была настоящая мелодрама одного дня, пропитанная нервами и отчаянием, апатией и смирением, смехом и эйфорией.

С того памятного дня 14 июля 2007 года минуло уже больше 4-х лет, но я помню все до мелочей: слова, эмоции, одежду, армию мелких деталей, из которых состоял тот день.

2007 был, по сути, последним годом, когда еще практиковалась система вступительных экзаменов через собеседование, сочинение или устный ответ, теперь вчерашние школьники воспринимают это как пережиток чуть ли не вековой давности, ибо все поглотило великое и масштабное ЕГЭ. Однако в 2007 слово «собеседование» стабильно владело моим умом и отравляло мой беззаботный быт весь год.

Готовилась ли я? Кажется нет, в выпускном угаре и чаду у меня не возникало ни желания, ни сил что-то читать и учить. Удивительно, что нервная дрожь не накинулась на меня в то памятное утро, обычно такое хладнокровие я привыкла расценивать, как дурной знак.

Помню был рядовой завтрак и тряска в душном автобусе, где заняты все сидячие места (а ВУЗ мой, к слову сказать, на другом конце города). Единственное, что скрашивало мою унылую поездку, компания одноклассника, который тоже, как оказалось, ехал туда на собеседование, только на другой факультет.Час висения и болтания на поручне - и вот я уже стою перед величественной громадой Башкирского Государственного Университета, взирающего на меня, как на дерзновенную букашку.

Чьей-то недоброй волей мой филологический факультет оказался запрятан на самый последний - 4-й этаж, он встретил меня гомоном разномастной колоритной толпы (увы, сугубо женской).

Дальше – переминания у двери, шелест чьих-то шпаргалок, глупые разговоры над ухом из ряда: «Ой, я вообще не отличаю этих Ахматовых и Цветаевых!» или «Хоть бы «Идиот» попался». Наверное я и ввалилась-то в кабинет, только чтобы избежать этой женской болтовни. Помню голубые стены, ряды парт, уходящие вдаль, помню длинный стол и 3-х человек за ним.

Сурового вида дама с пучком на голове развернула мое опешившее тело к столу с билетами, где я что-то вытянула, где-то расписалась. Буквы на небольшом листке бумаги плясали передо мной чечетку: Кутузов и Наполеон – воинственно грозил первый вопрос. Лагерная проза Солженицына и Шаламова, не слишком оптимистично вторил второй. Писать какие-то мысли на бланке не было ни сил, ни желания, поэтому я хмуро рисовала какие-то узоры и думала о том, как приду завтра с нормальными людьми на обычный экзамен и наверное даже что-то сдам. Укутавшись в эти приятные размышления, я окончательно забылась – но не тут-то было. Дама с пучком уже наметила меня своей следующей жертвой.

Помню, как сижу перед ней с фронтальным разбором предложения. Помню, что все время путаю какие-то два слова, что заставляет суровую даму поджимать губы и поправлять меня все более нервно. «Это провал» - равнодушно подумала я, когда дама любезно попросила меня завершать мои мысленные потуги. Взмахом руки она отправила мою пустую голову дальше по конвейеру - в лапы самого декана.

Уже тогда я знала, что о его «радушии» ходят легенды, теперь я могла в этом убедиться. Декан смерил меня презрительным взглядом, в котором сквозила вселенская тоска и усталость от потока студенческого бреда. Видимо, немало юных девушек передо мной он осадил и сбил с толку подобной встречей, меня спасло лишь то, что я уже не сомневалась в провале на предыдущей стадии и терять мне было нечего. Наше взаимное равнодушие и неприятие к процедуре ответа со звоном скрестились над учебным столом.

Пресытившись словесными конвульсиями моих предшественников, он решил выбрать в моем случае путь попроще и отобрал мой листочек, где надлежало быть пространному и глубокому ответу. Увы и ах, но я так и не соблаговолила написать на нем ничего, кроме каракуль и узорчиков. Такой поворот событий явно не мог обрадовать нашего декана:

- Где же ответ? Или вам просто не нашлось, что сказать? – с язвительным видом спросил он.

- Ответ в голове, не вижу смысла переписывать его оттуда, – равнодушно парировала я, благо еще не зевнула вдобавок.

Он приподнял бровь, вперил в меня тяжелый взгляд и заявил:

- Ну, тогда поделитесь своими глубокими познаниями.

Я о чем-то сбивчиво вещала, по привычке размахивая руками, как ветряная мельница – то ли мои речи его не впечатлили, то ли мои пассы были слишком размашисты – но он остановил меня буквально через 3 предложения. Я буквально видела как его снова, словно туманом, окутывает скукой. Сухим жестом он дал мне знак стартовать к двери. И вдруг моя детская непосредственность вырвалась наружу и с абсолютно глупым видом я спросила:

- А что, про Шаламова рассказывать не надо?

Он поднял глаза от документов, посмотрел на меня, как удав на кролика, и неожиданно задал вопрос в лоб: «Чем Шаламов отличается от Солженицына?»

Признаться, я и понятия не имела чем, да и узнала-то только на 4 курсе. Поставив меня тем самым вместе с моей непосредственностью на место, он вдруг сам стал отвечать на свой вопрос, но резко оборвал монолог и произнес:

- … Я вот тут говорю вам все это, а вы ведь даже не слышите меня, потому что находитесь на экзамене и можете думать только о своих оценках.

Он был прав, но я тогда не сказала ему этого, тогда я улыбнулась и ответила, что поняла различие писателей и поспешно ретировалась из кабинета.

За дверью на меня наконец обрушилась и тоска, и грусть, и самоуничижение. «Поеду домой, подготовлюсь к завтрашнему сочинению!» - твердо решила я. На пути к выходу меня застал звонок мамы, которая собиралась справиться о моем «ничего». Что я ей ответила? – Что завтра пойду на обычный экзамен, что не хочу дожидаться оглашения итогов собеседования, что еду домой.

Домой я так и не поехала: мама позвала меня проветриться в парке, где она в этот момент гуляла. Два часа на природе успокоили мои нервы, выветрили тяжелые воспоминания утра, задавили мои самокритичные мысли.«Итоги объявят через час, я съезжу, просто послушаю», - пообещала я матери и вернулась в филологические пенаты.

Вокруг по-прежнему царила атмосфера нервов, слез и гордости 40 девушек-медалисток. Наверное, я одна была безразлична, равнодушна и апатична ко всему происходящему. Декан, который стал еще угрюмее к вечеру, нахмурившись читал список из 10 фамилий, это были те, кто выдержал испытание. Я слушала вполуха, то там, то здесь кто-то вскрикивал, услышав свою фамилию, начинал топать ногами, обнимать соседок и визжать, а я смотрела все это, как на немое кино. Вдруг, что-то заставило меня напрячься, мне показалось, что декан назвал мою фамилию, но я не была в этом уверена: слишком уж короткая она у меня, всего 4 буквы «Бобб».

И вот все уже разошлись, кто-то в слезах счастья, кто-то отчаяния, а я чувствовала только смятение. Единственный выход был – идти под презрительный взгляд декана и спрашивать о себе, и я пошла.

- Простите, вы действительно назвали мое фамилию? – осторожно начала я.

- Вы издеваетесь надо мной? – устало и возмущенно спросил он. Назвал, только оставьте меня в покое.

Наверное, это были одни из самых приятных слов, которые мне приходилось слышать. Меня захлестнуло чувство удивительной легкости, я летела к остановке, не чуя под собой ног. Возле автобуса стоял мой одноклассник, все тот же утренний одноклассник. Он улыбнулся, глядя на меня и спросил:

- Приняли?

- Приняли!

- Я и не сомневался. Меня, кстати, тоже приняли – и усмехнулся.

Мы снова ехали вместе, абсолютно разные: математик и филолог, физик и лирик, но в тот день 14 июля у нас было так много общего – обоюдное счастье от того, что впереди нас ждали 5 лет обучения любимому делу.

P.S.

Неисповедимы пути Господни, я учусь на кафедре, которой заведует наш декан, и я его лучшая студентка на данный момент. Он оказался совсем не суровым и не вспыльчивым, а просто очень увлеченным своим делом человеком. Я знаю – он помнит то собеседование, и я помню его, и через несколько месяцев я пожму ему руку на прощание, а он даст мне диплом – кольцевая композиция, как ни крути! Ха!