«Право и экономика».-2009.-№3.-С.70-76.
ВЛИЯНИЕ ВСЕОБЩЕЙ ДЕКЛАРАЦИИ

ПРАВ ЧЕЛОВЕКА НА СУДЕБНУЮ ПРАКТИКУ

КОНСТИТУЦИОННЫХ СУДОВ В ГЕРМАНИИ
Доктор Дитрих Байер,

судья Верховного суда в отставке

Тема «Влияние Всеобщей декларации прав чело­века на судебную практику конституционных су­дов в Германии» несколько необычна для бывшего судьи Верховного суда, и я думаю, то же и для не­мецкого судьи конституционного суда. Поэтому для начала хорошо бы с помощью юридического банка данных получить обзор всех соответствующих по­становлений немецких судов.

В ведущем банке данных «Juris» ввод искомого понятия «Декларация прав человека» приводит к 164-м упоминаниям³. Если убрать решения Евро­пейского суда, то остаются еще примерно 140 поста­новлений. При этом в преобладающем большинстве речь идет о решениях немецких административных судов, и в первую очередь о процессах предостав­ления убежища. В немецких конституционных су­дах результат оказывается несколько скудным: о Федеральном конституционном суде сообщается в 16-ти упоминаниях, о конституционных судах 16-ти федеральных земель, напротив, всего три решения — два решения из конституционного суда Саксонии и одно — из конституционного суда Бранденбурга. Другие земли в упоминаниях отсутствуют.

Если искать этому объяснение, то напрашивается следующее: Конституция Федеративной Республи­ки Германии, Основной закон, и конституции феде­ральных земель содержат обширный каталог основ­ных прав, которые делают обращение к Декларации прав человека Объединенных Наций от 10 декабря 1948 г. абсолютно ненужным. Этот правовой статус усиливается еще и тенденцией немецких конститу­ционных судов, в частности Федерального конститу­ционного суда, широко интерпретировать определе­ния основных прав и приспосабливать их к актуально­му политическому, техническому, социальному и про­чему развитию в Германии. Тем интереснее является рассмотрение конституционных судебных решений, которые занимаются отдельными нормами Деклара­ции прав человека Объединенных Наций от 1948 г.

При представлении, какое воздействие имеет Все­общая декларация прав человека (далее — Декларация ОНН) на судебную практику конституционных судов в Германии, я хотел бы сначала рассмотреть юридическую природу и общее значение Деклара­ции Объединенных Наций с немецкой точки зрения, а затем разъяснить несколько важных решений. При этом речь идет о свободе вероисповедания, законе о телефонной связи, свободе информации, свободе бракосочетания и защите собственности. В заклю­чение будут рассмотрены вопросы уголовного права, а именно наказание бывших сотрудников министер­ства государственной безопасности ГДР из-за шпио­нажа во вред Федеративной республики и особенно сложный вопрос о наказании бывших судей ГДР из-за вынесения неправосудного приговора.

1. Предварительное замечание к юридической природе Всеобщей Декларации прав человека. Если говорят о «предписаниях» Декларации права человека, то это понятие не совсем относится к не­мецкому пониманию. Как определил Федеральный конституционный суд от 26 октября 2004 г.¹, Декла­рация не является обязательным международным правом, а речь идет, по определению конституцион­ного суда федеральной земли Бранденбург⁵, о «ре­золюции Объединенных Наций с характером воз­звания», что отчетливо видно уже из ее преамбулы. Поэтому Декларация прав человека, в формальном смысле, не относится к Общим правилам между­народного права, которые согласно ст. 25 Основно­го закона являются составной частью немецкого федерального права, не превосходят по значению простые законы и не производят непосредствен­ные права и обязанности «для жителей территории ФРГ». Однако это не исключает то, что отдельные предписания Декларации признаны в силу обычно­го всемирного международного права как междуна­родно-правовые нормы и с этой точки зрения при­няты согласно ст. 25 Основного закона как состав­ная часть немецкого федерального права⁶.

В России схожий правовой статус, впрочем даже идентичный, так как ст. 15 абз. 4 Конституции РФ совпадает по содержанию со ст. 25 нашего Основ­ного закона. Я предполагаю, что конституции боль­шинства других стран СНГ также обнаруживают похожие нормы.

Если вопреки этому ограничению я говорю здесь о «предписаниях» Декларации Объединенных Наций, то прежде всего потому, что Декларация использует это выражение в своей заключительной ст. 30.

2. Всеобщая Декларация прав человека как кон­ституционный критерий оценки. Согласно судеб­ной практике Федерального конституционного суда Декларация ООН не является обязательным меж­дународным правом по ст. 25 Основного закона, что видно уже из ее названия и истории возникновения. Она не является соглашением в узком смысле, ко­торое заключается множеством государств как ме­ждународный договор; вследствие этого она отли­чается, например, от Европейской конвенции о пра­вах человека от 20 марта 1952 г. или Международ­ного пакта о гражданских и политических правах от 19 декабря 1966 г. Вследствие этого конституци­онная жалоба не может опираться на предписания Декларации Объединенных Наций ни по федераль­ному праву, ни по законам земель. Это определили Федеральный конституционный суд еще в 1975 г.⁷ и Конституционный суд земли Саксония в недавно принятом решении от 27 марта этого года⁸.

Конституционный суд земли Бранденбург снова высказался за то, чтобы толковать основные права конституции земли «также в свете основных меж­дународных прав»⁹.

В последнем решенном случае, в процессе конт­роля норм к перепроверке полицейского разреше­ния на контроль жилого помещения¹⁰, конституци­онный суд страны Бранденбург обратился к ст. 12 Декларации Объединенных Наций, которая каса­ется защиты частной сферы и квартиры. Критерий оценки согласно ст. 12 в результате отразился, одна­ко, не в пользу заявителей, так как защита по Дек­ларации не является больше, чем предписания кон­ституции земли о защите права на информацион­ное самоопределение¹¹.

3. Всеобщая Декларация прав человека как со­ставная часть правовых законов земель. Федераль­ный конституционный суд в 90-е годы неоднократ­но санкционировал предписания права земли Сак­сонии, согласно которым нарушение основных прав Декларации Объединенных Наций несовместимо с должностью депутата саксонского парламента зем­ли или задачами государственных служащих¹².

Другими словами, кто ранее (во времена ГДР) на­рушил права человека, тот не имеет права быть из­бранным и не может назначаться государственным служащим. В результате эти положения приводят к тому, что Всеобщая Декларация прав человека кос­венно действует на законы земли Саксонии.

4. Решения Федерального конституционного суда по отдельным основным правам Декларации Объединенных Наций (Европейской конвенции о защите прав и основных свобод человека)

а) защита авторских прав (абз. 2 ст. 27)

Согласно абз. 2 ст. 27 Европейской конвенции о защите прав и основных свобод человека (далее — Европейская конвенция) каждый имеет «право на защиту умственных и материальных интересов, ко­торые возникают для него как для автора произ­ведений науки, литературы или искусства». Кон­ституция не знает сравнимой нормы. Федеральный конституционный суд считает авторское право как право пользования (тем не менее см. ст. 14 Основно­го закона). Он уже высказывал мнение в более ран­нем постановлении, что так называемая привилегия, связанная с учебниками, не нарушает конституци­онную защиту собственности и не представляет, в частности, недопустимое вмешательство в автор­ское право. Некоторые люди искусства обращались с конституционной жалобой, что §46 немецкого за­кона авторских прав позволяет воспроизведение ли­тературных произведений в учебниках также без согласия автора¹³, нарушая абз. 2 ст. 27 Европей­ской конвенции.

Суд, правда, не рассмотрел детально эту жало­бу, но признал привилегию, связанную с учебника­ми, согласованной с защитой собственности согласно ст. 14 Основного закона и тем самым по умолчанию также со специальными положениями абз. 2 ст. 27 Европейской конвенции¹⁴;

б) образовательное право родителей (абз. 3 ст. 26)

В 1968 г. в федеральной земле Северный Рейн-Вестфалия многие родители «атаковали» Феде­ральный конституционный суд с конституционной жалобой в связи с положением конституции феде­ральной земли¹⁵, согласно которому народные шко­лы должны быть устроены как межконфессиональ­ные школы совместного обучения.

По мнению родителей, их дети были бы вынуж­дены посещать общую школу, что в том числе нарушило бы абз. 3 ст. 26 Европейской конвенции, ко­торая предоставляет родителям преимущественное право выбирать вид образования, которое должны получать их дети.

Федеральный конституционный суд признал эту жалобу недопустимой, так как Декларация Объеди­ненных Наций не является допустимым критерием оценки конституционной жалобы¹⁶.

Хотя по этой причине в решении умалчивается относительно объективной сферы действия абз.
3 ст. 26 Европейской конвенции, можно исходить из того, что положения Декларации Объединенных На­ций едва ли простирается на то, что она хочет пре­доставить родителям безусловное право на опреде­ленный государственный тип школы для их детей. Так называемые конфессиональные школы остают­ся и дальше определенно дозволенными в Северном Рейне-Вестфалии;

с) защита частной жизни (здесь: тайна теле­фонных переговоров) (ст. 12)

Было обращение с конституционной жалобой от­носительно законного права БНД (Федеральная раз­ведывательная служба) для контроля процессов те­лекоммуникации за границей¹⁷. Благодаря современ­ной технике Федеральная разведывательная служ­ба в состоянии наблюдать за телефонной связью за границей при помощи технических устройств, кото­рые расположены на территории Федеративной рес­публики. Федеральный конституционный суд снача­ла выяснил, что защита тайны телефонных перего­воров по ст. 10 Основного закона ФРГ простирается в территориальном отношении также на такие теле­коммуникационные процессы, которые происходят исключительно за границей. Это действительно то­гда, когда эти процессы регистрируются на немецкой территории и здесь же обрабатываются. Федераль­ный конституционный суд сформулировал это таким образом: «При этих обстоятельствах коммуникация связана государственным действием как за грани­цей, так и внутри страны, что это соединение дей­ствует посредством ст. 10 Основного закона»¹⁸. При таком зарубежном контакте было бы рационально, когда конституционный суд ориентировался в свя­зи с защитной целью тайны телефонных перегово­ров исключительно не на немецкое конституцион­ное право, а также на «согласованность» ст. 10 Кон­ституции с международно-правовыми положения­ми и конкретно на защиту частной жизни согласно ст. 12 Европейской конвенции. Ввиду сдержанности, которую проявляет Федеральный конституционный суд относительно к обращению к Всеобщей декларации о правах человека, это указание кажется дос­тойным внимания;

г) свобода бракосочетания (абз. 1 ст. 16) Более отчетливо отношение немецкого правопо­рядка к Декларации ООН проявилось в процессе конституционной жалобы по следующим обстоя­тельствам дела. Заявитель жалобы был испанцем. С 1962 г. он проживал в Германии. Здесь же через несколько лет он захотел жениться на женщине с немецким гражданством. Женщина была разведена в 1965 г. Так как для бракосочетания иностранцев в Германии принципиально требуется так называе­мое свидетельство о брачной правоспособности, вы­даваемое на родине, а испанские органы власти, од­нако, такие свидетельства не выдают, то испанец хо­датайствовал в компетентный Верховный суд зем­ли, чтобы его освободили от представления такого свидетельства. Верховный суд земли отклонил его заявление со ссылкой на немецкое международное частное право и на испанское право. Федеральный конституционный суд упразднил это решение, ко­торое соответствовало дословно тексту закона, как несовместимое со ст. 6 Конституции и ст. 12 Евро­пейской конвенции и поэтому противоречащее кон­ституции¹⁹. При этом суд не ограничился высказы­ванием, что конституционная защита брака и семьи, включая свободу бракосочетания, имеет силу без ог­раничений также для здесь живущих иностранцев и лиц без гражданства, и добавил, что это соответ­ствует «международному юридическому убежде­нию, что свобода бракосочетания принадлежит к существенным правам человека», и для обосно­вания этого положения суд сослался на абз. 1 ст. 16 Европейской конвенции. В этом случае федераль­ный конституционный суд привлек Всеобщую дек­ларацию ООН и Европейскую конвенцию не только к толкованию лишь национального закона, а поста­вил всемирно признанное право человека выше бу­квы закона немецкого (и испанского) права²⁰;

д) свобода информации (ст. 19)

То, что Федеральный конституционный суд не терял из виду защиту прав человека, как они опи­саны в Декларации ООН, даже в трудное время хо­лодной войны и раздела Германии, указывает одно из решений от 1969 г.²¹. Согласно закону с несколь­ко громоздким заголовком «Закон для контроля уго­ловно-правового и другого запрещения на переме­щение товара» газеты и другие печатные издания из ГДР, которые в большом объеме отправлялись по почте в Федеративную республику, задержи­вались на таможнях по причине государственной защиты, и производилась их конфискация. Феде­ральный конституционный суд разрешил эти ме­ры в случае, если печатные изделия должны бы­ли бы служить, например, поддержкой запрещен­ной КПГ (Коммунистическая партия Германии) или поношением государственных органов (§97 УК)²². Впрочем, это сильно ограничило область примене­ния запрещения на перемещение товара. В обосно­вание этого сначала было указано на выдающееся значение свободы информации и права на свободное выражения мнения (предложение 1 абз. 1 ст. 5 Ос­новного закона). При этом суд не ограничился этим, и для подчеркивания и усиления значимости ука­зал на следующее: особенное значение, которое от­водилось свободе информации также и в междуна­родной области, показывало межгосударственные стремления с 1945 г. обеспечение этой свободы как самостоятельного права. В качестве примера этой связи приводится резолюция Объединенных Наций от 14 декабря 1946 г. и, в частности, ст. 19 из Всеоб-щей декларации прав человека²³,

е) презумпция невиновности и принцип сораз­мерности при уголовных процессуальных мерах (здесь: предварительное заключение) (абз. 1 ст. 11 и ст. 9)

Федеральный конституционный суд разработал в области уголовного права различные принципы, которые из-за отсутствия четких положений Ос­новного закона берут начало из конституционных норм общего вида.

Это действует, например, при постановлении об аресте и сроке предварительного заключения, при которых необходимо выбирать между общим пра­вом свободы гражданина (предложение 2 абз. 2 ст. 2 Основного закона) и презумпцией невиновности, с одной стороны, а также необходимостью эффектив­ного уголовного преследования — с другой сторо­ны. При этом конституционный суд, в конечном сче­те, сводит презумпцию невиновности так же, как и правовую ценность эффективного уголовного пре­следования, к принципу правового государства со­гласно абз. 3 ст. 20 Основного закона²⁴.

В принципиальном решении от 1965 г. это обосно­вало широкое толкование принципа правового госу­дарства, кроме того, международное развитие пра­ва после войны, и как доказательство этому были приняты во внимание абз. 1 ст. 11 и ст. 9 Европей­ской конвенции для акцента на презумпции неви­новности²⁵. В одном из последних постановлений суда от 11 июня 2008 г. были повторены и подтвержде­ны эти принципы²⁶;

ж) защита собственности (абз. 2 ст. 17)

Показательным в отношении Всеобщей Декла­рации ООН к немецкому конституционному праву является постановление Федерального конститу­ционного суда от 26 октября 2004 г.²⁷.

Постановление касается вопроса, согласовалась ли с международным правом безвозмездная экс­проприация вследствие оккупационной земельной реформы в бывшей Советской оккупационной зо­не (1945—1949 гг.) и была ли обязана Федератив­ная республика, во всяком случае, после немецко­го воссоединения, отменить эти экспроприации или, по крайней мере, компенсировать.

В основу постановления были положены следую­щие обстоятельства дела. После окончания Второй мировой войны главнокомандующие вооруженных сил союзников взяли на себя наивысшую власть в оккупационных зонах. В Советской оккупационной зоне была создана Советская военная администра­ция в Германии (СВАГ) как высший орган власти в Германии. В течение нескольких лет (до 1949 г.) СВАГ с помощью от нее зависимых немецких ор­ганов власти проводила обширную земельную ре­форму, которая касалась в том числе безвозмезд­ной экспроприации земли площадью более 100 га. Экспроприированная земля была занесена в госу­дарственный земельный фонд и затем распределе­на главным образом между малоземельными кре­стьянами, сельскохозяйственными рабочими, бег­лецами и переселенцами.

В преддверии немецкого воссоединения встал во­прос, может ли все остаться по-старому в отноше­нии экспроприации.

В «памятной записке» от 28 апреля 1990 г. совет­ское правительство настойчиво высказалось против расторжения этих мер СВАГ и объяснило, что «за­конность этих решений, прежде всего, в вопросах собственности и земельных вопросах, не подлежит повторной перепроверке или ревизии немецкими судами или другими немецкими государственными органами»²⁸. В Общем заявлении от 15 июня 1990 г. оба немецких правительства установили следую­щее: «Правительства Советского Союза и Герман­ской Демократической Республики не видят ника­кой возможности пересмотреть принятые в то вре­мя меры. Правительство Федеративной Республи­ки Германии принимает это к сведению, учитывая историческое развитие»²⁹.

Этот правовой статус был зафиксирован в дого­воре примирения от 31 августа 1990 г. и специально был конституционно подстрахован посредством абз. 3 ст. 143 Основного закона. Тем не менее были многочисленные попытки граждан, которых кос­нулась экспроприация СВАГ, аннулировать про­веденные СВАГ мероприятия. Однако эти попытки, включая соответствующие конституционные жало­бы, оставались безуспешными.

В принципиальном постановлении (октябрь 2004 г.) Федеральный конституционный суд исхо­дил сначала из того, что немецкие государственные органы должны исполнять обязательные нормы ме­ждународного права. Кроме того, они должны осу­ществлять международное право в своей области подведомственности в случае, если третьи государ­ства его нарушают. Тем не менее суд отрицал такое нарушение общих правил международного права в упомянутых случаях экспроприации и обосновал это: «Универсальное международное право не зна­ло и не знает гарантию собственности своих граж­дан как правовой стандарт защиты человека. Хотя в 1948 г. в статье 17 абзац 2 Всеобщей декларации о правах человека было определено <...> что нико­го нельзя лишить произвольно его собственности. Но Всеобщая декларация не является обязатель­ным международным правом. Из-за расхождений во мнениях между западом и востоком вопрос о собст­венности не нашел также в Международном пакте о гражданских и политических правах <...> никако­го упоминания. Ввиду этого промедления Междуна­родного сообщества, связать себя договорными ус­ловиями не может быть и речи в пользу <...> также собственных граждан о действующей во всем мире норме обычного [общего] права человека на защи­ту собственности.

Значение собственности для чести и свободы человека<...> было признано лишь позже, и процесс обсуждения на международно-правовом уровне яв­ляется сегодня также не закрытым»³⁰.

Для затронутых лиц оставалось слабое утеше­ние: они могли выкупить у Федеративной респуб­лики свое прежнее недвижимое имущество по от­носительно выгодной цене;

з) запрещение имеющих обратную силу уголов­ных законов (nulla poena sine lege) (абз. 2 ст. 11)

Важное постановление Федерального конститу­ционного суда от 15 мая 1995 г.³¹ касается послед­ствий раздела Германии, которому предшество­вало следующее. В июне 1991 г. генеральный фе­деральный прокурор выдвинул обвинение против руководителя главного управления разведки ми­нистерства государственной безопасности бывшей ГДР Гросманна и других ведущих офицеров глав­ного управления в отношении измены родине, слу­жебной секретной шпионской деятельности и коррупции. Упрек основывался на шпионской деятель­ности, которой занимались обвиняемые на террито­рии ГДР против Федеративной республики. Однако компетентный Высший суд Берлина имел серьез­ные конституционные сомнения в случае наказуе­мости деяний обвиняемых. Поэтому он представил процесс Федеральному конституционному суду на проверку путем так называемого судейского пред­ставления согласно ст. 100 Конституции с вопросом о том, в какой мере конституционное право или общие правила международного права запрещают наказы­вать бывших сотрудников и агентов министерства государственной безопасности или военной инфор­мационной службы ГДР после воссоединения Гер­мании на основании их шпионской деятельности, на­правленной против ФРГ и других государств НАТО. В этом процессе представления обвиняемые сосла­лись на нормируемый принцип абз. 2 ст. 11 Европей­ской конвенции «Запрещение имеющих обратную силу уголовных законов»³². Кроме того, предметом постановления была конституционная жалоба одно­го офицера главного управления разведки, которо­му судом земли Дюссельдорф было вынесено нака­зание в виде лишения свободы из-за секретной шпи­онской деятельности. Международно-правовая про­блема показалась Федеральному конституционному суду настолько трудной, что он обратился за юриди­ческим заключением в институт Макса Планка по общественному и международному праву.

В своем чрезвычайно обширно обоснованном по­становлении Федеральный конституционный суд пришел к выводу, что не имеется никакого общего правила международного³³ права, которое запреща­ло бы после воссоединения Германии наказание со­трудников информационной службы бывшей ГДР, а именно с точки зрения запрета имеющих обрат­ную силу уголовных законов.

Разумеется, только на основании особенной си­туации, которая возникла из-за вступления ГДР в Федеративную Республику Германии, появилась возможность уголовного преследования. Наказа­ние было поставлено в очень тесные рамки, вслед­ствие образования из конституционного принципа соразмерности преграды для уголовно-правового преследования³⁴. Эти уголовные процессы закон­чились символическими наказаниями в виде ли­шения свободы или приостановлением дела из-за малозначительности;

и) наказание бывших судей ГДР из-за вынесения неправосудного приговора (абз. 2 ст. 11, ст. 5 Евро­пейской конвенции.)

После воссоединения Германии перед судами вста­ла проблема, связанная с запретом имеющих обратную силу уголовных законов. В ГДР суды часто назна­чали (вплоть до 80-х гг.) драконовские наказания из-за мнимых правонарушений государственной защи­ты. Подозрение в таких случаях состояло в том, что участвующие профессиональные судьи провинились вынесением неправосудных приговоров, что было на­казуемо в ГДР по §244 УК. Вместе с тем было ясно, что относящийся к правовому государству критерий, при­меняемый в ФРГ, не мог применяться в судебной прак­тике судов ГДР. Поэтому Верховный суд разработал принцип: бывший судья ГДР может быть наказан из-за вынесения неправосудного приговора только в том случае, если приговор представляет собой «невыно­симое нарушение прав человека». Для этого он обра­зовал группы дел, которые были обобщены под поня­тиями «расширение состава преступления» и «особо несправедливые наказания».

Федеральный конституционный суд одобрил эту судебную практику. При этом он не осознал тот факт, что судья ГДР мог быть уверен в том, что он не будет держать отчет в ГДР из-за таких противоречащих праву человека приговоров, а скорее, мог еще и ожи­дать признание. Поэтому встал вопрос о том, не на­рушает ли применение федеральных критериев при фактах вынесения неправосудного приговора запрет обратного действия закона согласно абз. 2 ст. 11 Евро­пейской конвенции (абз. 2 ст. 103 Конституции). Феде­ральный конституционный суд отрицал это. Мне хо­телось бы разъяснять эти принципы на примере двух решений Федерального конституционного суда.

В постановлении³⁵ Федеральный конституцион­ный суд должен был принять решение по конститу­ционной жалобе бывшей судьи ГДР, которая была осуждена из-за вынесения неправосудного приго­вора в восьми случаях мерой наказания лишением свободы. Предметом ее осуждения были следующие случаи: в 1982 г. судья как председатель уголовно­го сената городского суда Берлина осудила граж­данина ГДР из-за антигосударственной травли на­казанием в виде лишения свободы на

8 лет, так как он в течение 5 лет распространял в ГДР печатаю­щийся в ФРГ журнал и различные листовки в не­скольких тысячах экземпляров. Единственной це­лью этого особо наглядного наказания, согласно ус­тановлению суда земли, было устранение полити­ческого противника.

В другом случае судья определила наказание суп­ружеской паре в виде лишения свободы более двух лет соответственно, так как они передали Постоян­ному представительству Федеративной республики в Берлине две копии выездных заявлений.

Из-за похожего «правонарушения» сенат осудил обвиняемого водителя такси на 2 года лишением сво­боды. Другие завершенные дела были похожими.

Федеральный конституционный суд вынес быв­шей судье ГДР приговор со следующим обоснованием: случаи более серьезно государственного неуваже­ния прав человека не ограничивались вмешательства­ми в тело и жизнь. К общепризнанным в содружестве народов правам человека принадлежали также пра­во на личную свободу и защиту от жестокого и негу­манного наказания, как записано в ст. 3 и 5 Всеобщей декларации о правах человека. При нарушении пра­ва судьями и прокурорами речь идет о тяжелом про­тивоправном деянии тогда, когда вынесение неправо­судного приговора приводит к лишению свободы.

Это было в приговорах, в которых участвовала обвиняемая судья так же, как и в случае обоснова­ния в этом отношении права ГДР, учитывая отли­чающиеся от относящихся к правовому государству принципов представления о ценностях в СЕПГ (Со­циалистическая единая партия Германии) государ­стве. Речь шла об очевидных и невыносимых нару­шениях прав человека, что обвиняемая, как профес­сиональная судья, должна была осознавать.

Еще более показательным был случай бывше­го судьи ГДР, который участвовал в вынесении в 1955 г. двух смертных приговоров против граж­дан ГДР, которые впоследствии были приведены в исполнение.

Один процесс касался коммерсанта, который в течение нескольких лет распределял «провокаци­онные листовки» и был агентом различных запад­ных тайных полиций. В другом случае был приго­ворен к смерти инженер, который почти два года собирал сведения о советских армейских объектах для британской тайной полиции и проводил поезд­ки курьера. Также в этом случае Федеральный кон­ституционный суд принял во внимание ст. 5 Декла­рации о правах человека и объяснил, что смертные приговоры представляли собой вынесение неправо­судного приговора в форме жестокого и завышен­ного наказания и вместе с тем невыносимое нару­шение прав человека; это должно действовать так­же для юстиции ГДР. В действительности, к этому нечего добавить.
Выводы
При рассмотрении представленной в ее сово­купности судебной практики немецких конститу­ционных судов, в частности Федерального консти­туционного суда, кажется оправданной следующая оценка:

Всеобщая Декларация Объединенных Наций о правах человека не может рассматриваться с не­мецкой точки зрения как обязательное междуна­родное право, которое является непосредственно со­ставной частью немецкого правопорядка посредст­вом ст. 25 Основного закона, не может выступать как второе конституционное право наряду с основ­ным законом.

Если при толковании немецких конституцион­ных норм или конституционных принципов по региональным или историческим причинам это зави­сит от относящихся к правовому государству убеж­дений международного содружества народов, кон­ституционная судебная практика возвращается к каталогу прав человека как важному элементу обос­нования, в частности, это отражено в Декларации Объединенных Наций от 1948 г.

На первый взгляд эта сдержанность может по­казаться несколько странной, однако она предот­вращает обесценение высоких правовых ценно­стей прав человека. Во всяком случае, опасение, что немецкие конституционные суды не принима­ют всерьез всемирно признанные права человека, не оправдывается.