Злата Ткач

Кишинев

Молдавия

Интервьюер: Наталья Фомина

Дата интервью: Март 2004
Кассета № 1, сторона А

Сегодня 22 марта 2004 года, я беседую со Златой Моисеевной Ткач. Злата Моисеевна, представьтесь, пожалуйста. Где и когда вы родились?

Я родилась 16 мая 1928 года в селе Лозово Ниспоренского района. С трехлетнего возраста родители мои переехали в город Кишинев, и с тех пор я, вплоть до начала войны, проживала в Кишиневе.

Теперь, пожалуйста, расскажите о ваших бабушках и дедушках с отцовской и с материнской стороны. Все, что вы помните. Где они родились, где они жили? Чем они занимались? Насколько они были религиозными людьми?

Религиозными они были, конечно. Вот бабушка со стороны матери.

Как ее звали?

Ее звали Рива Кофман.

Кофман это была ее фамилия в замужестве?

Кофман – это была девичья фамилия моей матери. Она была бабушка Рива Кофман. Она кишиневка была. Вот. Она рано умерла. Я была еще совсем маленькой девочкой. У нее было больное сердце. Они были верующими. Мы жили с ними вместе. Я помню себя ребенком. Мы жили с ними вместе. В большой четырехкомнатной квартире, на улице Ланкастерской, была такая улица, сейчас ее уже нет. В нижней части города. Я помню все праздники. Я помню, как они меня учили фир кашес. Фир кашес – это четыре заповеди пасхальные. Шиб хой алейлу, шалайлу азеф… Это на иврите. Я хотя иврита не знаю, но отрывки из этих фир кашес я помню до сегодняшнего дня. Тут удивительно, вот как-то в памяти остается. Да, и потом, обязательно, на Пурим были очень вкусные ументаши. И еще были, знаете, так называются они – флудн.

Вафли?

Да, они были такие твердые, специальные. Да. Флудн. Это тоже был праздник. Потом справляли вот этот Новый год, Рош-а-Шана.

А как справляли? Подробно, если можно.

Ну, мне было тогда лет семь, восемь.

Но, тем не менее…

Сколько я могу помнить, я расскажу. Все справляли. Вот вы знаете, вот это вот, всякие такие блюда специальные на Новый год были. Э-э-э…

Яблоки с медом?

И яблоки с медом, все это было на столе. У нас была огромная столовая. Знаете, когда две семьи живут в одном доме, столовая общая. И вообще, как-то, вот… Раньше как-то жили два-три поколения вместе – это было прекрасно. И этот был большой стол, большущий столовый стол. И этот огромный стол накрывался, и все садились за этот стол, и все эти блюда на белоснежной хрустящей скатерти. И все это было!..

А сколько человек, примерно, садилось?

Ну, сейчас я вам скажу: бабушка и дедушка… Бабушка и дедушка, папа, мама, я, и, по-моему, тетя еще была. Шесть человек.

Тетя - это мамина сестра?

Нет, мама была одна у родителей, так же как и я. Это была дочь сестры бабушки. Как это называется?

Бабушкина племянница.

Бабушкина племянница. И вот, мы садились вшестером за этот стол, и обязательно вставал дедушка, и говорил. Мендель его звали, дедушка Мендель. Вот, говорил все, и это было так торжественно, это было нечто. Я помню, вот, в детстве, это для меня был такой праздник, это было такое святое, я так верила во все эти обычаи. Понимаете, это потом из меня вытравили всякую веру, в детском доме, во время войны. Вот. Я стала атеисткой. Теперь я опять верю. Вот так вот.

А чем дедушка Мендель занимался?

Бизнесом.

Он был деловой человек?

Он был деловой человек. Он тоже рано умер. В общем… Он был деловой человек. Бабушка не работала. Но при… но она была безукоризненная хозяйка, она была такая чистеха. Я помню, вот эту, эту чистоту, которую она наводила в доме, это… об этом можно было только мечтать. Вот.

У нее не было прислуги?

Нет, прислуги не было, а отец… Значит, вот так, у нас было так. Спальня была наша, выходила на улицу, потом была комната-салон. Вот такая комната-салон, там стояло пианино, и отец каждое воскресенье собирал своих учеников, и организовал небольшой оркестр. Это был такой праздник! Да, у него был свой оркестр. И вот, каждое воскресенье приходили музыканты. Вот. И меня сажали за фортепьяно, потому что я с трех лет начала заниматься музыкой. Меня сажали за фортепьяно. Вот это вот, оркестровые были, такие утренники. Так называемые, оркестровые утренники. Они мне очень запомнились, очень. Вот. И э-э-э… Теперь, потом шла дальше столовая, тут спальня бабушки и дедушки. Четыре. Потом всякие такие помещения были…

Подсобные?

Прихожая там, кухня там, все-все было.

А у вас была своя комната?

У меня нет.

А где же вы жили?

Я спала в этом салоне. Точно. В салоне. Не вместе с родителями. Я спала в салоне. У меня не было своей комнатки. Ну, когда началась война, в 41-м году. Сколько мне было лет? Тринадцать, да? Так надо полагать?

Я считаю плохо.

Тринадцать. Тринадцать лет мне было, когда началась война. До тринадцати лет я спала в этом салоне. У меня был свой письменный столик, так, уголок. Был свой диванчик. Я не страдала от этого. Потому что… Если приходили к нему ученики, то они приходили в такое время, когда я ходила в школу. Ну, в школу ходила в это время, да? Я уже в гимназии училась одни год. Когда я уходила, он старался, чтобы к нему в это время приходили ученик. Папа. А вообще, он работал еще в национальной консерватории, и домой к нему приходили ученики. Он был скрипач.

А дедушка с бабушкой, умерли до войны?

Они умерли до войны. Оба, да. Они умерли до войны. Мне было где-то, семь-восемь лет.

То есть, их хоронили уже на вашей памяти. И вы были уже достаточно взрослой. Что вы помните о похоронах?

Вот тут я мало помню. Меня берегли от этих отрицательных эмоций. Или меня кто-то забрал в это время.

Кто-то из знакомых?

Кто-то из знакомых. И вот, понимаете, поэтому я смутно, я на самом… на самой процессии, меня не взяли туда. Меня берегли от отрицательных эмоций.

Они, видимо, друг за другом?
Друг за другом. Бабушка вслед за дедушкой.

И, примерно, в какое время?

Она его не пережила. Даже меньше года.

Я спрошу вас, вы, наверно, уверены, что похороны были по еврейскому обряду?

Ну, а как же! Ой, ну, они были такие верующие! Вы что! Я же помню, вот все эти праздники. Как они берегли… как… Ну, я не могу сказать этого про отца с матерью. Хотя, понимаете, некогда было в этом убедиться. Потому, что, когда не стало бабушки с дедушкой, через пару лет началась война. Вот. Нас… мы разбрелись, кто куда, и не до веры тогда было, понимаете. Дело в том что… а!..

Злата Моисеевна, а дедушка молился дома?

Молился.

И у него были все атрибуты?

У него были талес. Талес был, я помню. Было.

Тфиллин он накручивал?

Все у него было.

Вы когда-нибудь видели этот процесс?

Видела, видела.

Как это выглядело?

Мне это очень нравилось. Я говорю, что мне безумно нравилось все, что было связано с традициями. С еврейскими. Мне так это нравилось. Я как… как, понимаете, как в светлой сказке была все время.

Дедушка где-то уединялся для этого?

Да, он у себя в комнате это делал. Но я, я была такая же любопытная, как моя Аська. Вот. И я, конечно, проникала туда, и я это видела все.

Он молился по утрам и вечерам? Или только по утрам?

Он молился по утрам и вечерам. Дважды. Дважды в день.

А в синагогу он ходил каждый день? Или в Субботу?

Ну, вы знаете, этого я не могу вам сказать. Это я не так уж… То, что было вне дома…

Но я думаю, что на праздники…

Да, это само собой. Иногда меня брали в синагогу, брали. Но меня брали уже туда, на… на…

На балкон?

На галерку. Женщины сидели там, а мужчины сидели внизу, это я хорошо помню.

И что-то вы помните о той синагоге?

Ну, молились, молились. А что именно?

Как она выглядела? Вы ходили в хоральную синагогу? Или этого вы не помните?

Не помню. Война многое стерла из памяти.

Она забила просто.

Она забила, совершенно верно.

Хорошо, но все-таки, облик дедушки, вы, видимо, можете описать?

Очень хорошо. Очень. Он был добрейший человек. Деловой был человек. Правда, у него бывали кризисные какие-то периоды, ситуации. Бывали успешные периоды. Ну, как у любого, делового человека.

Он чем-то торговал?

Да. У него было какое-то дело.

Но чем, вы?..

Я не знаю. Откуда я могу знать. Да, он был деловой человек.

Как он одевался?

Очень хорошо одевался.

Светски, да?

Светски одевался. Одевался. Очень аккуратным был. Но бабушка его не отпускала. Бабушка, я же говорила…

Чистюля.

В отношении чистоты, это было вообще, совершенство.

Дед носил бороду?

Дед? Не помню. По-моему, носил. Но не всегда.

А голову покрывал? То есть, он всегда покрывал голову? Дома он ходил в ермолке.

Покрывал. Покрывал. В ермолке, маленькой такой.

Ну, кипа.

Угу.

А на улице? Он носил шляпу, котелок?

Я с ним редко вместе ходила по улице.

А на каком языке он говорил?

На идиш.

Какой язык для него был родным?

Идиш. Идиш. Я запомнила идиш только благодаря бабушке и дедушке. А откуда мне было знать идиш.

Они между собой говорили на идиш?

На идиш.

Родители с ними?

И со мной на идиш.

Тоже на идиш?

Родители с ними на идиш. Со мной – на русском.

На русском? Не на румынском?

На русском. Нет, не на румынском. На русском. На румынском я начала, когда пошла в школу примарэ. В школу прим примарэ, значит, когда пошла в первый класс, четыре класса была школа прим примарэ.

Примарэ – это начальная?

Начальная. А потом у нас была такая директриса – Бугаева, на Харлампиевской улице, сейчас она называется Александру Чолбу. Там была школа, я помню хорошо. Вот. И тогда я начала изучать румынский язык. У нас была прекрасная, эта Бугаева. Я ее запомнила. Вот. Она меня любила почему-то. И я очень быстро освоила румынский язык. И еще я успела один год заниматься в «Реджина Мария», в гимназии «Реджина Мария». На Подольской, я вам сейчас скажу, сейчас это школа Асакий, или как это? Французский лицей. Или что это такое? На Пушкина. Искра.

Реджина в переводе, что это?

Реджина – королева. Королева Мария, да. Это была гимназия, Королева Мария. Один год я прозанималась в этой гимназии. Я и там запомнила педагогов.

А что вы помните о первом дне поступления в школу?

О первом дне я помню. Мы собрались во дворе школы. Собрались во дворе. Что-то Бугаева такое, приятное нам всем говорила. Посвящала нас… Или не посвящала, а…

Поздравляла?

Сейчас так говорится, это говорится, не презентация, а… Когда президента выбирают…

Инаугурация.

Вот. Да. Что-то в этом роде. Что-то в этом роде. И она подходила к каждому из нас, гладила нас по головке, и сказала, что вот, отныне на нас накладываются определенные, значит, обязанности, и мы должны эти обязанности выполнять. Тогда мы будем достойными людьми в обществе. Вот, в таком плане она говорила.

Это была школа для девочек?

Это была школа для девочек.

А какая у вас была форма?

Ой, не помню. Ой, не помню.

Сетки были?

Сетки были.

На волосах сетки были?

Да были сетки. А это у нас… переднички, какие-то у нас были беленькие.

Беленькие.

Да. А форма, по-моему, была темная, но какого цвета, я не помню.

А Бугаева преподавала вам, кроме того, что она была?..

Она, кроме того, она преподавала труд. То есть, она научила… Она меня научила вязать, вышивать, немножко готовить. Вот за эти четыре года… Я, главным образом, обязана Бугаевой. Вот. Причем, мы делали розетки там, всякие. Потом она вкусу учила, какие с какими цвета сочетаются. Это была воспитанная, в такой, видимо, дворянской семье, женщина. И это, понимаете, она нам всем старалась привить. Это я очень хорошо помню.

Если вам не трудно, давайте вернемся к бабушкам и дедушкам, но теперь с отцовской стороны.

Да, бабушка Кеня была. И дедушка Бенцион. Я его не помню. Я родилась, его уже не было. Он умер очень молодым. Бабушка Кеня была деловая женщина. Она тащила обоих сыновей. У нее было двое сыновей. Мой папа и его брат Исаак. У меня здесь есть фотографии. Его брат Исаак. И брата Исаака она обучала в Италии. Она посылала огромные ему деньги. Он, значит, окончил там юридический…

Факультет.

Факультет.

В Риме?

В Риме. Отец, значит, ограничился тем, что он занимался здесь, в консерватории. Окончил эту консерваторию, местную, но не национальную. Была Униря, такая консерватория. Закончил консерваторию Униря, и стал на самостоятельный путь.

Униря?

Униря – соединение. Вот.

А бабушка Кеня?..

Бабушка. У нее был свой дом. Понимаете, вот, например, улица Ланкастерская. Так. Вот она, вот она идет. Вот на углу была наша квартира на втором этаже, где мы жили с родителями жены, мамы. Вот здесь. А через два-три дома, вот здесь, на середине улицы Ланкастерской, был двор, собственный дом, одноэтажный. Много там было комнат. Сейчас скажу: раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь… Семь комнат. Большой коридор, и задний двор, ну не задний… потом погреб там был. И калиточка

в сад. Там был сад.

Даже был сад?

Так был малинник! Боже, как я любила в этом малиннике находиться! И сюда, и вообще… Играли в прятки. Знаете, как… Да, это все у нее было. Это бабушка.

Бабушка Кеня, видимо, унаследовала дело мужа?

Она унаследовала… А у него был, в Лозове, где я родилась, у него были лозницы, все лозницы были его – сушка слив. Лозницы – это да. Он занимался да, Он занимался этим.

Что такое лозницы?

Лозница – это специальные такие ящики, где сушат специально сливы, чернослив.

Он занимался сушкой чернослива.

Да. Он весь процесс… контролировал весь процесс от сбора слив. Он покупал сливы у крестьян, до сбора, до этого процесса. Потом эти… Чернослив сушеный, он пользовался большим спросом. Он его и за границу отправлял. У них было дело.

То есть, он занимался сбором, сушкой и сбытом?

Ну, он сам не занимался сбором.

Нет, я имею в виду, он контролировал.

Да, он контролировал процесс. И жили они хорошо. Я помню, что они жили неплохо.

Семья была обеспеченной?

Обеспеченной, и дом был. Особняк. О, как!.. Одни руины, одни камни, когда мы приехали.

А у бабушки, наверно, была прислуга, если она занималась делом еще?

Видимо, да. Но я жила все-таки, не у бабушки Кени. Она, кстати, сдавала. У нее были квартиранты.

Она сдавала.

Она сдавала. Вряд ли у нее была прислуга. Она любила все делать сама. Она была очень энергичной. Папа унаследовал от нее, а я от папы. (Кашляет) Ну, вы подумайте.

Вы говорите еще.

Да.

Может, тише говорить?

Ничего, ничего. Ну, что я могу еще о бабушке Кене сказать? Бабушка Кеня с нами эвакуировалась. Или потом?

Давайте уже дойдем до эвакуации, и вы расскажите про бабушку.

Да.

Давайте тогда вернемся к маме. В каком году она родилась?

Моя мама. Моя мама родилась в пятом году. В 1905 году.

В Кишиневе?

Она родилась в Кишиневе. Окончила гимназию, ну как все девочки. Вот. Была прилежной хорошей ученицей. Она была очень музыкальной, она очень хорошо пела. Ну, а работать ей не пришлось. Она, как-то сразу рано вышла замуж, за моего папу и, в основном, она была домохозяйкой.

А история их знакомства?

Кроткий была человек. Очень кроткая была женщина.

А внешне какая была?

Она красивая. У меня, к сожалению, довоенных фотографий ее не осталось. Нету. Она была красивая женщина. Но она почему-то рано располнела, рано потеряла формы. Ну, знаете, как еврейские женщины, вообще, этим страдают.

Она была высокая?

Нет. Она была среднего роста. Ну, и папа тоже не был очень высоким. Папа был выше.

У нее были темные глаза?

У нее были черные глаза. Волосы были у нее… шатены, шатенка она была. Да. Круглое было лицо. Вот. Есть у меня какие-то фотографии, но уже послевоенные. Она была очень хорошей мамой.

Я спрашивала об истории знакомства.

Об истории их знакомства я не могу знать, я еще… меня еще не было в живых.

Ну, что-то рассказывали?

Ну, там была любовь.

Сватовства не было?

Нет! Там была любовь. Мой папа был очень влюбчивым человеком. Это и хорошо и плохо.

Это хорошо.

Это хорошо всегда, да. Но маме было тяжело, временами.

И, тем не менее, он наверно, маму все-таки любил больше всех?

Естественно, естественно, но ему не давали покоя. Он был очень красивым. Он был очень красивым мужчиной. Это было до войны. Потом он, конечно…

А какое образование получил папа?

Ну, вот, он окончил консерваторию. Он получил сначала среднее, а потом… Это считалось высшее образование. Кончил музыкальную консерваторию Униря.

По классу фортепиано?

Нет. Как скрипач. Но, что удивительно, он был очень способный музыкант, и он освоил, будучи в консерватории Униря, он… Кстати, о нем много писали. Есть, вот Пузинов написал книгу. Еще кто-то написал. Толя… О моем папе, да. Писали о нем. Он освоил другие инструменты. Он знал все духовые инструменты, он умел играть на медных инструментах. Он играл. Он играл на тромбоне, на тубе, он играл на трубе.

Это уже после окончания консерватории?
Это он научился во время. И потом, если он руководил этим маленьким оркестром, ведь он должен был знать все эти инструменты. Это ему сослужило прекрасный… как говорится...

Службу?

Службу во время войны. Я еще дойду до этого. Да, он играл на многих инструментах, он был такой музыкант с большой буквы.

И у них, наверно, была свадьба традиционная?

Ну, чего не знаю, того не знаю.

Ну, как вы думаете, все-таки, вы знали нравы своей семьи.

Видимо. Судя по тому, как бабушка с дедушкой чтили все праздники, все обычаи. Видимо, у них была с хупой. Конечно. Да, с хупой была, мама даже рассказывала. Вот. Была свадьба с хупой, точно. Точно, была.

И они поселились сразу?..

Они поселились вместе с бабушкой и дедушкой, да, в этой нашей большой квартире. Поселились здесь. Потом родилась я. Я вспоминаю, когда в 40-м году, перед войной было жуткое землетрясение здесь.

В Кишиневе?

В Кишиневе. И когда меня папа спас. Я спала у внешней стены, там у меня был мой уголок. Он, значит, схватил меня… Это было ночью. И успел выбежать на улицу. А эта внешняя стена…

Дом был двухэтажный?

Двухэтажный. А эта стена обвалилась как раз в мою постель. Да, это я тоже помню. Он меня дважды спас. Я тонула один раз. Вот с тех пор я боюсь воды.

А тонули вы раньше? До этого?

Тонула я до этого. Он меня учил плавать. Он был спортивным человеком, папа. Он очень любил спорт, он очень хорошо плавал и ходил пешком, прямо из Лозово, чуть ли не до Кишинева. Любил ходить пешком большие расстояния. И вот он учил меня плавать. Сажал меня на спину, а я соскользнула с его спины, и начала тонуть. И вот он, значит, меня спас и тогда.

А сколько вам было лет?

Ну, лет шесть. Он хотел меня тоже сделать спортивным человеком.

А где он вас учил плавать?

Бассейн был, библ. Такой бассейн у нас был в Кишиневе.

Общедоступный бассейн?

Да, да, да. Ну, возле вокзала.

Он брал вас туда и учил плавать?

Он учил плавать.

У вас была няня в детстве?

Нет.

Мама сама занималась вами?

Мама не работала. Она сама занималась мной, да.

Вам читали? Гуляли?

Естественно. Ну, меня с трехлетнего возраста, я знаю, начали обучать. Отец начал обучать скрипке, а потом взяли учительницу, и начали меня обучать фортепиано. Это я тоже очень хорошо помню. Была мадмуазель Каплун, такая. Вот эта мадмуазель Каплун была моей учительницей по фортепиано.

То есть, ваши музыкальные способности проявились рано?

Рано. Я уже помню, в четыре года, где-то со сцены выступала. Но вот с какой сцены, я не могу запомнить. Я помню, подмосток такой был, сцена была. Я выходила и играла.

На скрипке.

И у меня… Да. И у меня была скрипочка восьмушка – это очень редкая скрипка. Обычно начинают с четвертушки, потом до половинки, потом три четверти, потом целая. А у меня была осьмушка.

Ну, вы с трех лет начали. И что вы читали? На каком языке вы начали читать?

На русском.

На русском. Какие-то первые книги, сказки? Ничего не запомнили?

Нет. Не запомнила. Что я буду просто выдумывать.

Да, конечно. Тогда давайте, пойдем в гимназию

Так. Реджина Мария. Поступила я в эту гимназию. Вот. Ну, я уже хорошо знала румынский язык. Я была очень прилежной ученицей. Была отличницей. Почти отличницей. Что-то у меня было лучше?.. А, гуманитарные у меня были послабее, точные у меня были всегда крепче. Арифметика, это все у меня было… все на высший балл.

Странно.

Да.

При музыкальной одаренности, точные науки.

А с математикой…

С другой стороны – да.

Ну, я старалась.

А какие учителя? Что-то вы помните?

Помню. У нас была одна учительница по… физике? Нет, физики еще не было. Я вот не помню, в первом классе гимназии, то ли это была физика, то ли математика, арифметика. И она всем говорила: Ай кап ку гауреш купае. Значит, когда кто-то неправильно отвечал, она говорила. Вы знаете румынский язык?

Нет.

У тебя, говорит, голова с дыркой с соломой. Вот такая вот была учительница. Ну, были и приятные учительницы. Ну, один год, вы понимаете. Там была дисциплина железная. Железная дисциплина в этой гимназии. Ну, я, в общем, занималась там, я вам хочу сказать, на среднем уровне. Потому что там были очень способные девочки, которые по национальности знали румынский язык лучше меня. И, естественно, там все предметы велись на румынском. Мне было немножко трудно, но я уже через полгода, я уже, значит… Я была… не была в хвосте. Старательная была я, я старательная была.

Ну и способности были. А по национальному составу учениц?..

По национальному составу, было очень мало евреек.

Мало, да?

Очень мало, но я не чувствовала к себе особого отношения.

Предвзятого отношения не было?

Абсолютно не было. Абсолютно. Знаете, это, видимо, объясняется степенью интеллигентности педагогического состава. Педагогический состав был очень интеллигентный.

А состав учеников?

А состав учеников, вы знаете, тоже. Это считалась очень престижная гимназия. Еще была «Принчипесса Дадиани», напротив, там, где сейчас кукольный театр, возле кукольного театра. Там есть такое здание старое. Вот, там была Принчипесса, принчипесса - это принцесса. Принцесса Дадиани – это была французская гимназия. Французская. Ну вот, а меня отдали в эту гимназию.

Но вам тоже преподавали французский язык, в гимназии?

В том-то и дело, что меня испортили с самого детства. Каждый раз мне преподавали другой язык. В итоге, я ни одного хорошо не знаю. Более или менее, знаю немецкий. Жаль, что не знаю английский.

А немецкий откуда?

Немецкий язык, э-э-э… сейчас я вам скажу. Мне удалось заниматься пару лет во время эвакуации. Был у меня немецкий. Здесь, во второй женской школе занималась, на улице Могилевской, Ленина – Берзарина, вот там такая была очень элитная школа. И там был немецкий. Немецкий, да.

То есть, немецкий, это уже в советское время, как бы?

В советское время.

А в начальной школе иностранные языки были?

Нет.

А в гимназии, что у вас было, французский?

В гимназии – французский. Но только один год, и ничего не дало. Вот так вот, каждый раз другой язык, и ничего в итоге хорошего. Но немецкий меня немножко спасал, когда я была в Венгрии. Потому что, когда я заговорила на румынском, они мне ничего не хотели отвечать. Они просто ненавидят румын.

Почему?

Ну, из-за Трансильвании, конечно.

Злата Моисеевна, вы человек с воображением, вы не могли бы описать Кишинев вашего детства?

Могу.

Пожалуйста. Что это был за город?

Ничего не было асфальтировано. Булыжники.

Булыжная мостовая?

Булыжники везде были, конки, трамвайчики, то есть, везде были эти трамвайные линии. Очень своеобразный был городок. Одноэтажные домики.

Особнячки?

Особнячки, в основном. Рынки были. Ильинский был базар. Там, где центральный Луч.

А главная улица?

Александровская, там, где была Ленина. Сейчас Штефан Челмаре. Улица Александровская. Там тоже трамвайчик, там были тоже одноэтажные дома и магазинчики, в основном, евреи владельцами были. Вот. Вот такой вот город. Вот такой город.

Сады, наверное?

Сады были, парки. Этот парк очень старый, где стоит Стефана Великого памятник. Очень старый парк.

А как он назывался в то время?

Где-то у меня в голове было…

Может быть, потом всплывет. Хорошо. А свободное время, как было принято проводить? Театры, кино? Какие-то увеселения?

Вы знаете, я вот, за свои тринадцать лет, особенно свободного времени не имела. Потому что, помимо занятий, а я старалась все выполнять в школе. У меня было занятие по скрипке и занятие по фортепиано.

Домашние занятия.
То есть, были домашние еще… Время было почти заполнено. Остальное время почему-то, мои родители не очень были за то, чтоб я с дворовыми детьми играла. Видимо, там был другой менталитет. Я так, почему-то думаю. И они занимались мной сами. Водили меня, я помню, мороженое есть, или там гулять.

В кондитерскую?

Кондитерская. Вот, вот это я хорошо запомнила.

А праздники какие-то помните, государственные?

Ничего не помню. Нет, я только помню, были у нас очень неспокойные времена, перед войной, где-то 38-й, 39-й год, когда к власти пришли кузисты и гагисты. Куза, Гога. Вот тогда нам стало неспокойно. Тогда какие-то маленькие элементы антисемитизма начали проявляться. Папа с мамой были очень обеспокоены тогда. Ну, а потом…

А в чем это проявлялось? На улицах были стычки? Или?..

На улицах, на улицах были стычки, совершенно верно.

Видимо, эти молодые люди маршировали?

Да. Да. Да. Да. Вот это вот мне запомнилось. Это мне запомнилось. Но у меня в гимназии, ко мне нет… нет.

Не было, да?

Не было. Они были интеллигентны. Понимаете, они были дети интеллигентных родителей.

Вы говорили, что было несколько рынков в Кишиневе, а у вас в доме покупали продукты на рынках?

Только с рынка.

Только с рынка. Мама ходила?

Видимо… Нет, нет. Какая-то женщина, какая-то была женщина.

Значит, кто-то был?

Был, был.

Видимо, была какая-то кухарка?

Была, была, была. Она не только кухарка, она, видимо и убирала, и все, и приносила продукты. Была. Вот всплыло как-то. Была.

Без нее никак не получается.

Нет, у нас была большая семья. Питались мы красиво. Я, почему говорю, красиво. Я не говорю о качестве питания. Красиво кушалось все.

Накрывался стол всегда.

Понимаете, всегда накрывался? и всегда друг друга ждали. Не было так, взял, перехватил и побежал.

Приборы серебряные?

Серебряные. У меня еще есть серебряная ложка с тех пор.

Посуда? А пасхальная посуда была, особая?

Была.

Где хранили?

В каком-то… какой-то сервантик такой был, специальный.

То есть, не поднимали на чердак, а в доме хранили?

Нет, на чердак не поднимали. Вообще у нас на чердак не поднимались.

А что-то помните из этой посуды? Ваш бокальчик для вина, например?

Был. У меня вообще была своя посуда. И пасхальная и хуллин. И эта …

Ну, для квасного, скажем?

Да. Было. Было.

Вы говорите, было, но вы нам опишите, пожалуйста, что это был за стаканчик.

Ну, разве я могу помнить. Я не могу помнить.

Не помните? Некоторые помнят, что он был голубенький и с ручечкой…

Нет, этого я не помню. Меня очень протрясло… Меня очень крепко, как говорится, задела война. Психологически и физически. Ну, вас это, наверно, уже не интересует?

Меня все интересует. Тогда давайте, детально пройдемся по всем праздникам. Вот вы немножко рассказали о Рош-а-Шана. А, например, Ханука, детский такой праздник?

Веселый! А к нам на Хануку приходили люди еще. Не только наша семья. Вот это я запомнила. Приходили, и какие-то были разноцветные игрушки, и все это бабушка развешивала по комнате. И мы плясали, и мы танцевали, и мы радовались! Вот это у меня осталось.

Вам дарили денежки ханукальные?

Насчет денежек не знаю, но подарки были. Подарки были. Насчет денежек я не помню. Я была очень равнодушна к денежкам

А Пурим?

Пурим замечательный был праздник тоже. Я его очень любила. Мне очень нравились эти флудн. Больше даже, чем ументаши. Да, тоже весело было, и тоже приходили люди.

Устраивали какие-то маскарады?

Устраивали.

У вас был какой-нибудь костюмчик?

Как он называется, с острым носом?

Буратино?

Да, Буратино.

Вы на Пурим одевались Буратино.

Буратино.

Мама была музыкальная, папа был музыкант. Наверное, было много музыки в доме? Музыкальные вечера какие-то?

Вот, я вам и говорю, у нас не вечера были, а утренники.

А, утренники.

Каждое воскресенье у нас были утренники, принимал участие оркестр. И я солировала, я помню. Это была традиция, понимаете, это приближалось к тем видам музицирования, которые мы и сейчас еще, иногда, правда очень редко, имеем возможность посмотреть в каких-то…

Фильмах?

Да по телевидению, когда речь идет о восемнадцатом столетии. Только.

Девятнадцатого-восемнадцатого…

Девятнадцатого уже меньше. Вот эти вот семейные музицирования. У нас была традиция. Это, конечно, тоже мне очень помнится.

А папа преподавал?

Папа преподавал. Вот. Папа преподавал, в основном, он не солировал. Обожал преподавательскую… обожал. Ведь у него же такие ученики, уже после войны, как Лидия Мордкович. Может быть, вы слышали? Она жила в Израиле, сейчас она живет в Англии. Лауреат многочисленных конкурсов. Потом…

Я прошу прощения…

Галя Буйновская, которая директор сейчас лицея…

А Мордкович – это послевоенная его ученица?

Да. Это уже были послевоенные.

И Буйновская тоже?

И Буйновская, и Мила Волнянская. Это сестра Лени Волнянского. Олигарха нашего. Да. Она в Израиле живет сейчас. У меня тоже есть фотография с ними. Вы понимаете, вот обожал он педагогическую работу, и, конечно, она давала огромные результаты. Особенно он умел работать с малышами. Особенно он умел работать с ними. И его очень любили. Очень. Я как-то вот просматривала фотографии с надписями: Дорогому, любимому Моисею Бенционовичу. Все-все пишут.

А атмосфера в семье была теплая, дружеская?

Всякая!

Если такой красавец мужчина.

Всякая бывало.

И такие сложности были?

Ну, а потом началась война, все это ушло.

Хорошо. А вот пришли Советы. Вы не помните это время? Как вы этого ждали?

С любопытством/

Только любопытство?

У меня было только любопытство.

Видимо, были какие-то разговоры в доме?

Были. Вы знаете, благожелательно. И главным образом, потому что вот эти кузисты, вот эти немножко омрачили нам жизнь. Последние пару лет. Вот. И, кроме того, мы понятия не имели о том, что такое Советы. Понятия не имели. Ну, и нам говорили, вот, там все равны. Знаете, так наивно. Ну, я с любопытством. Я помню, выходила на улицу, смотрела, как эта Красная армия вышагивает. Все.

А что, входили войска в город?

Да, да. Входили войска в город. Постепенно как-то начались анекдоты…

Поменялась, видимо, администрация?

Да, все поменялось

А какие были анекдоты?

Анекдоты, что жены военных покупали маслины, варили варенье с них. Вот. Или там еще что-то. Ну, полнейшее, как говорится незнание всего.

И это вызывало у вас уже разочарование?

У меня, нет. Были люди, которые специально распространяли эти анекдоты. Были, были, были люди. Ну, конечно, жены военных, они не очень-то представляли культурную женскую часть.

Военные, в основном были сельские ребята, выдвиженцы всякие. Соответственно, и жены такие же.

Ну вот…

Ну, как-то изменилась жизнь в городе? И вашего дома? Вашей семьи?

Ну, как вам сказать? Я бы сказала, что она не очень изменилась. Как преподавал, так и преподавал.

Вы остались жить в своей квартире? Вас никто не уплотнял?

Мы остались. Абсолютно ничего не было.

Хорошо, а бабушку Кеню?

Бабушка Кеня. Бабушка Кеня, ничего, никто ее не уплотнял, потому что у нее были квартиранты. Она сказала: «Пусть живут, мне не нужна плата». И все прекрасно. И они остались, они с ней дружили. Они остались там жить. И она осталась в своей части жить. И все. Это не коснулось, нет. Я пошла в шестой класс. По-моему, в шестой класс я пошла, да.

И вот началась война.

И вот началась война. Отсюда все и началось. Мы, кто-то был за то, чтобы эвакуироваться, кто-то, чтобы не эвакуироваться.

Это в вашей семье, или вообще?

В нашей семье, и вообще, тоже. В итоге моя тетя, мамина сестра, остались здесь, и погибли. Потому что мой дядя, муж маминой сестры, против был. Категорически. Сказал: Я отсюда никуда…

Я прошу прощения, вы говорили, что мама была одна у бабушки с дедушкой.

Нет, у нее была сестра. Была сестра.

А как ее звали?

Бабушку как звали? Рива. Так, моя была Фаня. Эстер.

Эстер?

Да. Эстер.

Она была старшая?

Старшая. У меня брат был тоже. Но папа настоял. Папа проявил такую активность. Благодаря папе… ну, бабушки с дедушкой уже не было. Значит, мы эвакуировались втроем. Вчетвером.

Вчетвером.

Бабушка Кеня, мама с папой, его не успели демобилизовать, мобилизовать тогда, и я. Первое знакомство, поцеловались с войной, это было в Реваки. В Реваки был налет. Вот. Кто-то сказал, нужно прятаться под вагоном, а папа нас всех потащил в поле. Это нас тоже спасло. Потому что туда попала бомба. Папа нас все время спасал.

Бомбили же вагоны.

Это первое было. Потом мы как-то. на переходных, на переходных… В открытых вагонах, это я помню хорошо, и мы добрались до Орджоникидзе, Северный Кавказ. Там нас высадили и сказали: живите. Ну, тяжело было жить, мы ходили полынь собирали…

Я прошу прощения, а чем вы питались, когда ехали в этих вагонах?

Чем попало.

Что могли обменять?

Что могли обменять.

Но ведь были какие-то эвакопункты, что-то выдавали?

Не помню я этого. Нет, я этого не помню. Нас это не коснулось. В Орджоникидзе мы были недолго.

Фронт приближался?

Фронт приближался. Отца мобилизовали, прямо в Орджоникидзе. Забрали папу. В Прохладном был их пункт распределения. Мама еще туда пару раз успела поехать. Потом его уже отправили. Да. Но он там по музыке тоже устроился. Ему не пришлось быть на передовой. Потом, значит, как приблизился фронт, надо дальше. Потом началось самое страшное. Мы сели опять в эти товарняки, и давай дальше. Сказали, надо нам в Махачкалу, а оттуда, пароходом, в Среднюю Азию.

В Красноводск?

В Красноводск. Ну, где-то нас остановили недалеко от Махачкалы, сказали, дальше нет дороги. Добирайтесь на машинах, как хотите. Вот тут нас чуть не зарезали. То ли это были чеченцы, то ли это были неизвестно кто. Ну, какие-то водители… Значит, насколько семей договорились, мы им предлагали какие-то вещи, я не знаю, что. Они, значит, нас посадили. Говорили они на языке, который мы не понимали. Ну, почему-то мужчинам не понравилось их поведение, и вот…

Вашим мужчинам?

Нашим мужчинам не понравилось их поведение. Короче говоря. Они хотели нас ограбить и убить. Но нас спасло то, что вдруг встречная… встречная колонна, военная. И пару мужчин, в том числе… Не помню, кто еще, и одна женщина, спрыгнули с кузова и побежали, и рассказали все тем. И они дали одну машину, эта колонна, нас пересадили в ту машину, и привезли в Махачкалу. Слушайте, были люди, ну слушайте, во все времена бывают просто великолепные люди, я не знаю... Нас привезли в Махачкалу. В Махачкале было что-то страшное!.. Там было столько народу, что, куда не ступишь, можешь наступить на кого-то. И мне очень запомнился один эпизод. Я не могу его забыть. Вечер. Было довольно прохладно. Неуютно. Голодно. Да. Я на этих своих тюках, вещах лежу. И вдруг, окно. Это первый этаж. Я заглядываю, и там, значит, накрыт стол, сидят две девочки. И обстановка…

Домашняя.

И все это… Это ужасно. Это ужасно. И я это так посмотрела, и слезы. Ну, наконец-то, началась суматоха!..