Усадьба Вороново
В сорока километрах к юго-западу от Москвы находится один из интереснейших дворцово-парковых комплексов Подмосковья — усадьба Вороново, — которая является одновременно “памятником архитектуры и русской культуры. Эта старинная подмосковная усадьба связана с именами видных государственных деятелей, архитекторов, писателей и поэтов.
Велико н мемориальное значение местности, где расположена усадьба: по старой Калужской дороге проходили и около неё стояли бивуаком русские войска, одержавшие в Отечественную воину 1812 года победу над Наполеоном.
История Воронова мало изучена. В специальной литературе мы встречаем лишь беглые упоминания усадьбы: сказались незначительное количество дошедших до нас графических и текстовых документов, удаленность этой подмосковной усадьбы от железной дороги н общая недооценка ее значения.
Вместе с тем изучение истории возникновения и развития Воронова необходимо для понимания архитектурно-планировочной композиции усадьбы н восстановления ее художественного облика в период расцвета.
Некогда усадьба принадлежала старинному дворянскому роду Волынских, родоначальником которого был Дмитрий Михайлович Волынский-Боброк отличившийся в Куликовской битве. Один из Волынских—Михаил Григорьевич,—служивший при царе Иване III, носил прозвище Вороной, поэтому потомки его стали называться Вороными-Волынскими.
Александр Иванович Воронов-Волынский—правнук Михаила Григорьевича—первый известный нам владелец усадьбы Вороново.
Из трудов Холмогоровых мы знаем, что при нем, в конце XVI—начале XVII веков “в селе Воронове находились: двор потчинников два двора людских да крестьянских и 6обыльскнх шестнадцать дворов”. Дочь Александра Ивановича, М. А. Булгакова, постригшаяся в монахини, “отказала” Вороново Тронце-Сергиевской лавре. Но по челобитной окольничего Федора Васильевича Воронова-Волынского родовая вотчина была ему возвращена в 1640 году. К тому времени село несколько разрослось: кроме двора боярского, в нем было 15 крестьянских и 13 бобыльских дворов. После смерти Федора Васильевича в 1646 году владение перешло к его племянникам, братьям —Василию, Михаилу и Якову Семеновичам Волынским.(Василий Семенович был незаурядной личностью. 0н Служил воеводой в Одессе, в 1658г. стал окольничим, затем в 1668 г. наместником в Чебоксарах; был послом, получил в 1676 г. боярское звание. Позднее возглавил Посольский Приказ, но оставил службу и уехал в свое имение Вороново, где вскоре (16 сентября 1681 г.) умер).
Не сохранилось никаких сведений об архитектурном облике боярского двора в Воронове XVII века. Известно лишь о существовании деревянной клетской церкви.
С переходом усадьбы в начале XVIII иска к племяннику Василия Семеновича к Василию Ивановичу Волынскому, владевшему ею с 1704 по 1726 год, -родовой вотчине уделяется большое внимание. Кроме двора владельца и 49 крестьянских дворов, существуют уже и скотный, и конюшенные дворы. А в 1709 году на месте старой была построена новая церковь во имя образа Спаса Нерукотворного.
В 1720 году Вороново перешло к племяннику Василия Ивановича — Артемию Петровичу Волынскому (1689-1740 гг.), талантливому и образованному человеку, видному русскому государственному деятелю (А.П. Волынский был женат на Александре Львовне Нарышкиной, двоюродной сестре Петра I. Свое детство он провел в находившемся в 16 км от Воронова имении своих родственников Салтыковых Красной Пахре в семье которых он воспитывался после смерти своего отца Петра Артемьевича Волынского - Казанского воеводы. Служебная карьера Артемия Петровича началась при Петре I: в 1715 г. он был послом в Персии, в 1719 г. губернатором я Астрахани. В 1726-1730 гг. служил губернатором в Казани).
При Анне Ивановне он занимал ряд ответственных должностей и в 1738 году был назначен ка6инет-министром. Как истинный патриот, ненавидевший господство иноземцев, Волконский начал борьбу против всесильного в те годы Бирона и “бироновщины”, надеясь на поддержку дворянской партии, но не рассчитал свои силы. В 1740 году он был арестован; возникло известное “Дело Волынского”, и в июне месяце того же года Волынский был казнен.
Трагическая судьба Артемия Петровича, его мужество и пламенная любовь к отечеству вдохновила поэта Рылеева, взявшего сюжетом для одной из своих “Дум” борьбу Волынского с Бироном, “пришлецом иноплеменным”.
“Но тот, кто с гордыми в борьбе
Наград не ждет н их не просит
И, забывая о себе,
Все в жертву родине приносит
Против тиранов лютых тверд,
Он будет и в цепях свободен,
В час казни правотою горд
И вечно в чувствах благороден”.
Мы не располагаем сведениями о хозяйственной деятельности Волынского в Воронове. Составленная им “Инструкция дворецкому Ивану Немчинову о управлении дому н деревень”, свидетельствующая о широте познаний составителя в области строительства, земледелия, лесоводства и садоводства, датирована 1724 годом, и Вороново, перешедшее к Артемию Петровичу только а 1726 году в ней не упоминается. Однако есть все основания предполагать, что, унаследовав родовую вотчину, Волынский занимался ею не меньше, чем остальными своими деревнями. Возможно, что им здесь был расширен или вновь построен конный двор, так как на коннозаводство Волынский обращал особое вникание. ( С 1732 г. Волинский ведал всеми государственными конными заводами. В 1736 г., когда была учреждена должность обер-егермейстера для упрлвления императорской охотой, Волынский — знаток и любитель охоты — был назначен и на эту должность.) У него были конные заводы в ряде имений (Васильевском и Никольском Дмитровского уезда московской губернии, Батырево Костромской губернии и т. д.).
После казни Волынского и ссылки его детей в Сибирь все его имущество было конфисковано.
В 1742 году Елизавета Петровна отменила приказ о конфискации и вернула имение наследникам, Единственный сын Артемия Петровича вскоре скончался, и Вороново было отдано в приданое одной из дочерей Волынского — Марии Артемьевне (1725—1792 гг.),— вышедшей замуж за графа Ивана Илларионовича Воронцова (1719—1786 гг.). Воронцов дослужился до чина генерал-поручика, был президентом вотчинной коллегии, находившейся в Москве, но не сделал такой блестящей служебной карьеры, как старшие его братья. По-видимому, вскоре после женитьбы он вышел в отставку и поселился в Воронове, так как именно с 40-х годив XVIII века начинается период расцвета усадьбы н формирование дворцово-паркового ансамбля.
Единственным документом, позволяющим судить о плане усадьбы в середине и начале второй половины XVIII века, является межевой план 1766 года (ЦГАДА).
На плане четко нанесена обсаженная деревьями старая Калужская дорога, чрезвычайная ширина которой объяснилась ее стратегическим значением.
Центром усадебного комплекса являются два рядом стоящих жилых дома, из которых больший - каменный, а меньший - деревянный, расположенный параллельно дороге, недалеко от нее. Интересно отметить, что местоположение главного дома в последующие периоды и в настоящее время совпадает с местоположением этих двух корпусов в 60-х годах XVIII века.
Значение этих зданий как центра архитектурной композиции подчеркнуто перпендикулярной им широкой аллеей, пересекающей дорогу. Роль аллеи как центральной оси композиции усадьбы в целом усилена переходом ее а прямую, как стрела, дорогу, соединяющую Вороново с соседними имениями, расположенными к востоку от него.
Подъезжающим по этой дороге в середине XVIII века, как и в настоящее время, еще издали раскрывался вид на главный дом и церковь.
Главная композиционная ось выявлена даже в запрудной части в виде широкой просеки среди густого лесного массива.
От жилого дома к пруду спускался “регулярный” сад. Здесь была использована трехлучевая система аллей. Аллеи расходились веером от партера, разбитого перед садово-парковым фасадом дома. Центральная аллея, раскрывающая перспективу, замыкалась на берегу пруда террасой с лестницей и гротом. В конце боковых аллей (на одной линии с гротом), на гребне у перепада рельефа, стояли круглые в плане беседки, откуда открывался вид на водную гладь пруда, противоположный берег и темнеющий вдали лес.
Показанный на чертеже план церкви ввиду условности изображения, принятого для обозначения церквей на межевых планах XVIII века, не дает возможности установить, была ли уже к 1766 году выстроена существующая и настоящее время церковь, точная дата построения которой не установлена.
Необходимо отметить, что колокольня, ценнейший (наравне с церковью и Голландским домиком) из сохранившихся памятников архитектуры Воронова, на вышеупомянутом чертеже не показана.
Конный двор, возможно частично еще времен Волынского, на плане значителен по размеру и состоит из двух корпусов и площадки для манежа. Форма пруда — вытянутый прямоугольник с четкой обработкой береговой линии - говорит о строгой регулярности центральной части Воронова, что как и создание вблизи воды Голландского домика, характерно для ансамбля усадьбы шестидесятых годов XVIII века.
Напрашивается сравнение с планом известной подмосковной Шереметевых, Кусково, тем более, что автор существующих в настоящее время церкви н Голландского домика в Воронове — архитектор Карл Бланк — работал в пятидесятых-шестидесятых годах XVIII века в Кускове. Так же, как в Кускове, в Воронове на главной композиционной оси большого пруда устроен искусственный заливчик полукруглой формы. Разница заключается лишь в том, что в Кускове залив находится на противоположном берегу и связан с каналом, а в Воронове он отвечает видовой террасе к гроту.
Некоторое сходство сказывается и в расположении малого пруда (так называемого голландского), представляющего и в том, и другом случае искусственно вырытое ответвление большого пруда.
Голландский домик расположен высоко над прудом, но по отношению к главному усадебному корпусу и к регулярному липовому саду он находится на заниженном участке.
Западный его фасад обращен к пруду, а восточный - к саду, очевидно, устроенному на “манер голландский”, т. е. с регулярной разбивкой и цветочным оформлением, как голландский садик в Кускове.
В литературных источниках Вороново времен Воронцовых упоминается преимущественно в связи с посещением усадьбы Екатериной II в 1775 году. Сам факт, что Вороново было признано достойным для приема императрицы, доказывает роскошное его устройство в те годы.
Так, княгиня Дашкова в своих мемуарах пишет, что Екатерина “остановилась ненадолго в прекрасном имении моего дяди графа Ивана Воронцова”. Более подробная запись в камер-фурьерском журнале свидетельствует о том, что Дом Ивана Илларионовича был достаточно просторен для предоставления апартаментов Екатерине и размещения ее многочисленной свиты.(Возвращаясь из Калуги и декабре 1775 года в Москву, императрица обедала в Никольском у бригадира Поливанова и затем она по дороге остановилась в селе Воронове, принадлежавшем графу Ивану Илларионовичу Воронцову. Достигнув села 17 декабря 1775 года его величество была принята графом с семьей и ее отвели в предназначенные для нее апартаменты, куда она и удалилась. Вечером фрейлины и кавалеры кушали в зале.
В селе Воронове ее императорское величество провела ночь. Дом графа и перспективы были иллюминированы. В пятницу 18 декабря в Воронове перед обедом ее императорское величество вышла из своих внутренних апартаментов и вместе с кавалерами из свиты играла в шахматы. В поддень ее величество соизволила отобедать вместе с фрейлинами и кавалерами из свиты, а также с гостями общим числом в двадцать семь человек и среди них хозяйка имения Мария Артемьевна Воронцова...”)
В честь посещения Екатерины II были поставлены каменные обелиски по сторонам главной аллеи, тянувшейся за прудом. Они существовали еще недавно и эффектно подчеркивали перспективу и въезд в лесной массив. Судя по географическому словарю Щекатова, такие же обелиски были вероятно, поставлены и у въезда в дом:
“Воронцово село, принадлежащее графу Ивану Ларионовичу Воронцову, Московской губернии, расстоянием от деревни Мочи за две версты, которое по множеству в нем заключающегося каменного строения представляет издали вид великолепного замка. В нем подле самой дороги построен пространный и великолепный господский дом, коего у ворот сооружены две каменные пирамиды, поставленные в память посещения блаженныя памяти Екатерины II, при Возвращении ее из Калуги в 1775 голу и прекрасная каменная церковь”.
Приведенный текст относится к девяностым годам XVIII века, и хотя владельцем ошибочно указан граф Иван Илларионович, описание главного дома относится, безусловно, к зданию, вновь построенному при следующем владельце - сыне Ивана Илларионовича — Артемии Ивановиче (был крестным отцом А.С.Пушкина).
Артемий Иванович после смерти отца предпринял грандиозные работы по улучшению усадьбы, главным образом по перестройке главного дома и конного двора. К строительству был привлечен известный русский зодчий и о6разованный человек своего времени Николай Александрович Львов. Барская затея осуществлялась за счет тяжелой н беспощадной эксплуатации крепостных.
Дмитрий Петрович Бутурлин, женившийся впоследствии па дочери Артемия Ивановича, в письме, датированном 21 июня 1793 года. говорит: “Вы помните Вороново времен Ивана Илларионовича также как и я. Ну что же. Вы ничего не узнали бы. Дом — настоящий дворец, примерно в таком же духе, как дом в Москве, а может быть он еще больше. Вкус Львова узнается в колоннадах и ротондах. Бог знает, когда все будет окончено. Что же касается меня, я живу в Голландском домике, построенном еще Бланком во времена Ивана Илларионовича. Имение великолепное, леса и прочее в полной красе”.
Судя по дошедшим до нас чертежам архитектора Львова (МАСиА), дворец включал трехэтажный корпус и два боковых флигеля одинаковой высоты, соединявшихся с центральной частью двухэтажными переходами.
Торжественное здание дворца с восьмиколонным портиком ионического ордера, поднятым на рустованную аркаду цокольного этажа, замыкало перспективу при подъезде со стороны Калужской дороги. Полуротонда, окруженная колоннадой галереи, подчеркивала центр фасада, обращенного к регулярному саду. Оригинальна композиция флигелей, главные фасады которых выходят не на парадный двор и сад, как обычно в усадебных комплексах, но оформляют ансамбль дворца с южной и северной стороны.
Центральные ризалиты этих фасадов акцентируют продольную ось общей композиции.
Дворец производит впечатление чрезвычайно парадного здания. Но он кажется задуманным для возведения его в столицах или в общественном центре губернского города. Видимо, Бутурлин писавший, что дом в Воронове “примерно в таком духе, как дом в Москве”, бессознательно отметил отсутствие в доме Воронцова лиричной мягкости, свойственной архитектурному облику преобладающего большинства русских усадебных домов.
Торжественная монументальность характеризует и решение внутреннего пространства. Из вестибюля ход во второй этаж вел по двум боковым и среднему маршам парадной лестницы, эффектно вкомпонованной в полуротонду, отделенную двойной колоннадой от верхней площадки с выходом на балкон.
Архитектурному оформлению лестничной клетки уделено большое внимание - полуротонда перекрыта кессонированной полусферой с лепными вставками. Стены обработаны парными пилястрами н полуциркульными нишами с установленными в них скульптурами. Поэтому по проекту Львова лестница играла роль первого звена в ряде парадных апартаментов, занимавших во втором этаже не только почти весь главный корпус, но и галереи с экседрами в торцах, и часть флигелей.. Чрезвычайно эффектно освещение верхним светом экседр, более высоких, чем основная галерея.
Большой зал разделен открытыми двойными колоннадами на центральную часть, перекрытую декоративным сводом незначительного подъема, и боковые с плоским перекрытием. Такая же колоннада, но с другим ритмом колонн, отделяет центр от полуротонды с выходом на окружающую ее террасу, оформленную спаренными колоннами. Из окон зала, расположенного на центральной композиционной оси, и примыкающих к нему с обеих сторон маленьких гостиных, а особенно с террасы, открывался прекрасный вид на спускающийся к пруду парк, водное зеркало и раскинувшиеся на том берегу поля и лес.
Жилые комнаты были расположены во флигелях, верхнем и отчасти в нижнем этажах главного корпуса. Большая, чем обычно в домах того времени, высота нижнего этажа заставляет думать, что он не был целиком занят подсобными помещениями.
По свидетельству современников, Артемий Иванович создал великолепную усадьбу, но окончательно разорился и вынужден был искать покупателя. Именье было приобретено графом Федором Васильевичем Ростопчиным. Год продажи Воронова — 1800 — известен из письма Д Н. Бутурлина, датированного этим годом, в котором он пишет: “идет речь о продаже Вороново и довольно серьезно и хотя покупатель не называет себя, кажется это граф Ростопчин, мой тесть просит 350 тысяч, но вероятно, отдаст за 300 тысяч”.
С этого времени начинается новый период в жизни усадьбы.
Вороново становится любимым мостим пребывания Федора Васильевича и его семьи. В течении двенадцати лет с момента приобретении усадьбы и до Отечественной войны 1812 года Ростопчины живут в Воронове сперва круглый год (до 1806 года), а затем с весны до осени, переезжая только на зимние месяцы в Москву.
Усадьба в начале XIX века находится в полном великолепии — центром служит дворец, выстроенный Львовым: он отделен от Калужской дороги густыми липовыми боскетами. Конный двор с манежем на сто лошадей представляет собой монументальное архитектурное сооружение: у въезда с северной стороны установлены мраморные скульптуры — копии со скульптур на Монте Кавалло и Риме.
Стройная колокольня с высоким золоченым шпилем доминирует над купами вековых деревьев парка. В регулярном саду шумят старые липы, возвышаясь четким строем вдоль прямых и диагональных дорожек, членящих сад на ряд правильных геометрических куртин.
Перед Голландским домиком плоский участок превращен в сплошной цветочный ковер, хорошо обозреваемый от дворца и террасированного липового сада. Красивые лестницы соединяют липовый регулярный сад с голландским и с берегом большого пруда.
К югу от центрального композиционного ядра тянется ландшафтный парк, где изумрудные поляны чередуются с группами деревьев.
Рядом с усадьбой вдоль Калужской дороги располагаются здания служб н деревня. Здесь ютится более ста человек крепостных обслуживающего персонала, не только слуги, но и ремесленники — столяры, плотники, резчики, краснодеревщики, мастера художественных изделий и т п.
В течение двенадцати лет размах хозяйственной деятельности Ростопчина в усадьбе поистине грандиозен. Об атом свидетельствует его переписка с ближайшими друзьями, особенно с графом Головиным и князем Цициановым.
Как и многие помещики конца XVIII н начала XIX веков, Ф. В. Ростопчин — “англоман”: он вводит новые методы земледелия и овощеводства, механизирует рабочие процессы. Он выписывает из Англии специалиста Петерсона, несколько агрономов и механиков, фамилии которых установить не удалось. Предполагается, что агрономы будут преподавать в специальной школе, основанной Ростопчиным для обучения подростков из своих и соседних деревень. (Эта “филантропическая” идея терпит поражение).
Проводятся опыты по улучшению почвы, преимущественно торфом н новыми минеральными удобрениями. Однако главное внимание уделяется конному заводу и разведению скота. По отзывам современников, особенно блестящие результаты были достигнуты в области коннозаводства.
Создаются искусственные луга и лужайке, причем лес выкорчевывается при помощи специальных механизмов. Упоминания о лугах и лужайках то и дело встречаются в письмах Федора Васильевича к своему другу Цицианову. Оказывается, для акклиматизации арабских и персидских лошадей необходимы специальные пастбища. Не без хвастовства он пишет в 1804 году, “что поля прекрасны и расположены так, что представляют собой эстетическую картину”.
Возможно, что именно при Ростопчиных были созданы прекрасно скомпонованные лужайки, играющие большую роль в современном художественном облике усадьбы.
Среди иностранных специалистов, прибывших в Вороново в начале XIX века, были очень образованный и опытный ветеринар - немец Рейнер, большой знаток коннозаводства, англичанин Андерсон и наездник Рохвиц. Любопытно, что в 1802 голу вместе с Рейнером из Германии прибывает квалифицированный садовник.
Об этом мы узнаем из письма Головина, датированного 8 июля 1802 года из Берлина: “что же касается садовника, может быть найду вам квалифицированного специалиста в Верлице, здесь (в Берлине) нет садовника, который отвечал бы вашим требованиям”. В следующем письме от 2 августа того же года Головин сообщает, что “молодые люди едут в Любек, а оттуда в Россию в Вороново, контракт заключен на три года... садовник с жалованием в 620 рублей”.
Сведения скудные, но чрезвычайно интересные. Как известно, Верлиц — одни из лучших дворцово-парковых ансамблей второй половины XVIII века в Германии. Талантливые садовники Эйзербек, Неймарк и Шох создали парковые композиции в Верлице. По всей вероятности, здесь воспитывались кадры опытных садоводов, именно такой садовод нужен был Федору Васильевичу.
При Ф.В. Ростопчине в Воронове была построена оранжерея. В письме от 1 ноября 1806 года Головин сообщает Ростопчину, что он договорился с Кваренги о составлении плана и разреза оранжереи наподобие Таври ческой, но с павильоном в центре “... он (Кваренги) к вам очень привязан и уверяет, что работать для вас сущее удовольствие”. Ввиду того что не сохранилось каких-либо графических изображений оранжереи в Воронове, нельзя с достаточным основанием считать что она была построена по проекту Кваренги.
В воспоминаниях потомков Ростопчина имеются интересные сведения о пересадке в парке взрослых деревьев: так от удара молнии погибает вековой дуб, расположенный в ответственном, с точки зрения садово-паркового искусства, месте. Федор Васильевич решает заменить это дерево таким же лесным гигантом. Первые попытки не увенчались успехом, но на третий раз дуб приживается, и композиция паркового ландшафта восстановлена.
Не меньше внимания уделяется отделке интерьеров дворца, где находится коллекция картин и прекрасная библиотека.
В часы досуга Ф.В. Ростопчин находится в окружении семьи, преподавателей детей и приезжих гостей из Москвы, Петербурга и других мест. Гостившая в Воронове французская писательница де Сталь вспоминает лиц, окружавших Ростопчиных в их усадьбе: художник Тончи гостит несколько лет подряд; англичанин Артур Юнг, сын знаменитого ученого экономиста, живет в усадьбе в октябре 1805 года. Дети берут уроки у прекрасной музыкантши Минелли из Дрездена; ожидается учитель рисования, гувернер француз д'Аллонвиль сменяется немцем Шрейдером.
В сентябре 1812 года Вороново, расположенное между Москвой и знаменитым Тарутинским лагерем, становится свидетелем военных событий.
Кутузов создаст видимость отступления русской армии по Рязанской дороге. На самом же деле, незаметно для французов, ом резко поворачивает на запад и выходит на старую Калужскую дорогу у Красной Пахры и затем двигается на Тарутино.
Московский генерал-губернатор Ростопчин находится в арьергарде русских войск и в ночь на 20 сентября останавливается бивуаком в Воронове. Его сопровождали англичанин лорд Тирконнель и военный атташе Вильсон. “В ту же ночь, — пишет Вильсон, — он собственными руками сжигает в Воронове свой прекрасный дом”. Современники и биографы Ростопчина расходятся в объяснении мотивов, которыми он руководствовался, предавая огню любимую им усадьбу.
Как бы то ни было, погибли два ценнейших произведения русской архитектуры конца XVIII века — дом и конный двор. Центральный корпус сгорел не до тла и в дальнейшем был частично восстановлен, но, уже без прежнего великолепия. Судя по рисунку Гастона де Сегюр, датированному 1839 годом, третий этаж главного корпуса не был восстановлен, портик разобран, флигели и галереи на старых фундаментах стали одноэтажными, причем ширина галерей была значительно увеличена. Количество окон и, по-видимому, их размеры были сохранены. Архитектурная обработка фасада стала очень простой. Вновь выстроенный после пожара конный двор также приобрел совершенно другой архитектурный облик.
Последующие годы вносят мало изменений в общую планировочную структуру усадьбы. После смерти Федора Васильевича Ростопчина в 1826 году семья продолжает жить в Воронове в летние месяцы. Владельцем становится Андрей Федорович Ростопчин. Женой Андрея Федоровича Ростопчина была Евдокия Петровна Сушкова, — талантливая русская писательница и поэтесса, передовая для своего времени женщина. В формирования ее таланта большую роль играет знакомство с Пушкиным, Лермонтовым, Вяземским, Тургеневым., Жуковским .(Возмущенная царской политикой в отношении Польши, Евдокия Петровна написла встреченную очень враждебно в правительственных кругах поэму “Насильный брак”: “Я вижу Польшу униженную, порабощенную...*. Первая встреча Евдокии Петровны с Пушкиным происходит в 1829 г., когда ей было восемнадцать лет. затем она часто видится с великим русским поэтом зимой 1836—1837гг. Зимой 1841 г. Евдокия Петровна знакомится у Карамзиных с Лермонтовым, который посвящает ей несколько стихотворений, в том числе: